Александр Коломийцев - Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму

Жаклин посвятила себя изучению древнеиндийской религии и русской поэзии девятнадцатого столетия. Боги были её работой, а поэзия составляла тот мир, в котором она жила. Невозможно проникнуться духом пушкинской поэзии, если не видеть и не ходить по тем же набережным и мостам, которые представали перед взором Александра Сергеевича, и по которым ступала его нога, и не дышать тем же воздухом, который наполнял грудь поэта. Так считала Жаклин, и Командир был согласен дышать хотя бы и свежим морозным воздухом, если бы она выбрала Антарктиду. Втайне он, правда, думал, что с тех пор как жил на свете Александр Сергеевич, и набережные, и мосты, да и сам воздух претерпели некоторые изменения.

Почти тридцать лет назад, Жаклин, устраивая семейное гнёздышко, задала хлопот ребятам из Василеостровского управления жилищного строительства. Командир только посмеивался, когда она рассказывала о своих подвигах, но сам в дело созидания домашнего очага не вникал. Все его помыслы концентрировались тогда на Звёздном полигоне, где испытывался звездолёт новой марки, на котором ему предстояло отправиться в первый дальний поиск. Квартира в современном жилом массиве Жаклин никоим образом не устраивала, она хотела жить только в старинной части города. Всё же им пришлось года полтора обретаться в современном городе-спутнике около Ломоносова, пока освободилось то, что более-менее устраивало Жаклин.

В квартире, которую им предоставили на северной стороне Большого проспекта, молодой женщине понравилась только её двух плановость. Квартира располагалась на пятом и шестом этажах с окнами на проспект. Про её устройство она выразилась коротко: “Казарма!” С настойчивостью, во все времена, присущую всем женщинам мира, она взялась за её переделку. Столовую, в которой едят все нормальные люди, она вообще ликвидировала, зато гостиная стала двухсветной с галереей и витражами на верхнем этаже. Галерею украсили уменьшенные копии статуй Летнего сада, а под лестницей устроили камин и бар с напитками. Ванная, кухня, помещение для роботов со всеми их причиндалами, всё это расположилось на нижнем этаже. Здесь же, за гостиной, была устроена их общая спальня и рабочий кабинет Командира. Из всей квартиры он приложил руку только к устройству собственного кабинета. Здесь, избавляя его от потери времени на посещение компьютерных центров, имелся выход на Всеземную компьютерную систему и отсюда он мог через Лунный ретранслятор, при желании, связаться даже с ближним Космосом. Свою комнату, детские спальни, игровые Жаклин расположила на верхнем этаже. Если кабинет Командира поражал современным оборудованием, комната Жаклин была чем-то средним между будуаром, рабочей комнатой и библиотекой. Из всех технических средств, для своей комнаты она выбрала только универсальный программник, даже не захотела установить экран связи. Поэтому хозяйка в их доме постоянно находилась не на кухне или комнате для роботов, а дежурила в гостиной. Зато во всю стену будуара билось рассерженное море, и в развевающемся плаще стоял задумчивый Пушкин.

Когда Жаклин с милой улыбкой объяснила свои желания представителю районного жилищного комитета, вместе с ней осматривавшего квартиру, тот схватился за голову. Инженер из отдела реконструкции строительного управления, вызванный для разрешения спора, долго ворчал, что это не современное здание, в котором можно делать все, что душе угодно, а старинный дом, который хотя, и перестроен из новейших строительных материалов, всё же планировка несущих конструкций осталась прежней. Жаклин убедила его, с простодушной непосредственностью сказав: “Но вы же инженеры!” и одарила восхищённой улыбкой. Инженер понял, что просто так ему не отделаться, вздохнул и, сделав пару кругов по обоим этажам, сказал: ”Ладно, что-нибудь придумаем».

В ту пору внутри Жаклин обитал комочек новой жизни, которому в скором будущем предстояло появиться на свет в виде юного землянина по имени Василий, и фигура её достаточно красноречиво говорила о предстоящем событии. Сочетание круглившегося под свободным платьем-робой животика и лучащихся счастьем глаз не могли оставить равнодушным сердце доброго семьянина. Потом, когда по экрану связи улыбчивая девушка из управления известила Жаклин об окончании работ и предложила осмотреть квартиру, она так и сказала, что это их подарок, иначе ни за что бы не согласились на переделку. Цветущая от радости Жаклин поднесла к передающей камере своё счастье и Василий, вызвав у девушки слёзы умиления, поблагодарил её жизнерадостным рёвом.

В былые времена, при возвращении Командира из поиска, они собирались всей семьёй. Если Жаклин общалась в это время с богами, она прилетала из Калькутты в Ленинград, забирала из детских и молодёжных городков детей, и неделю, другую они жили все вместе. По вечерам гостиную заполняли друзья Жаклин, и Командир погружался в мир искусства. Сам он обычно разыгрывал роль добродушного мужа, большей частью молчал и обносил гостей напитками. Ещё ему нравилось обыкновение Жаклин каждый вечер надевать новые туалеты и смотреть, как она танцует со своими друзьями. У него самого во время танцев появлялась совершенно неожиданная скованность, и поэтому он танцевал только с Жаклин, и только когда они оставались наедине. Устраивали они вечера и для двоих. Это бывало после особенно трудного и нервного поиска. Жаклин очень тонко чувствовала душевное состояние и не надоедала мужу друзьями, когда тому требовалось общение только с близким человеком. Может именно из-за способности тонко чувствовать друг друга, их ссоры бывали столь болезненны, что они не могли простить нанесённые обиды?

Иногда, сидя после ухода гостей перед зеркалом и расчёсывая волосы, Жаклин, с некоторой досадой, выговаривала ему:

– Джон, ну когда ты перестанешь придуриваться? Не такой уж ты серый технарь, как сам себя пытаешься выставить. Сколько ты сегодня произнёс слов?

Командир посмеивался и разводил руками.

– Ты зря меня ругаешь. Как раз сегодня я вёл очень оживлённую беседу. Только молча.

Текло время, дети взрослели, у них появилась работа и собственные заботы, и общение всё чаще становилось экранным. Даже Марина, учившаяся в колледже на другом конце города в Кавголово, прилетала всего лишь на часок, другой, чтобы чмокнуть отца в щёку, пошушукаться в уголке с матерью, произнести разочарованно: «А Ореста опять нет?» и умчаться назад в городок к друзьям. Жаклин грустила, а Командир шутил на тему, не приобрести ли им ещё одного маленького звездолётчика?

Жизнь шла, дети отдалялись, а у них оставалась их работа и они сами, и тем тоньше, и нежней становились чувства, страстней встречи. И вдруг, как гром среди ясного неба, последняя ссора с яростным сверканием глаз и обидными словами. Командир так до сих пор и не уразумел, кто же всё-таки в этот раз из них был прав, а кто не прав? Сколько бы он не размышлял над причинами ссоры, получалось – оба правы. Он так до сих пор и не решил, правильно ли он поступил, не было ли в его поступке, если считать по большому счёту, чего-то подленького по отношению к другим.