Генри Олди - Дитя Ойкумены

– И все-таки хотелось бы знать: что это? – закончил врач на унилингве.

– Это нейростимулятор, – сказала Регина.

Такое с ней случилось впервые. Всё вдруг стало неважным. Плен, угроза; обстоятельства. Ее словно вознесло над ситуацией на скоростном лифте. Моя жизнь, подумала Регина. Моя жизнь внизу, далеко-далеко, и не имеет никакой ценности. Одна из миллиардов. Если кто-то захочет описать мою крошечную, мою бестолковую жизнь, ему хватит сотни слов. Или ему придется рассказывать о папе и маме, Линде и учителе Гюйсе, дяде Себастьяне и докторе Клайзенау – обо всех, соединенных с моей жизнью десятками «усиков», как «Нейрам-4» соединяется с височной костью.

Убери любого, и жизнь Регины ван Фрасссен станет ущербной.

О да, мысли девочки были проще и эфемерней. Вряд ли спустя минуту она сумела бы связно восстановить этот пассаж. Но от него остался странный отзвук. Словно в храме, наполненном людьми, стоящими на коленях, отзвучал взятый на органе аккорд – и наступившее молчание было совсем другим, чем молчание предыдущее.

– Это нейростимулятор.

– Откуда ты знаешь? – спросил врач.

– У меня стоит такой же.

Заложников убивают, думала Регина. Заложников всегда начинают убивать – по одному, желая устрашить тех, кто медлит принять решение. Сериалы не врут. Если брамайны уверятся, что Линде вживлен маячок, они убьют ее первой.

Думалось легко, с обжигающим холодком.

– Иди сюда.

Когда на сканнере обозначилась височная кость Регины с вживленным в нее «Нейрамом», врач кивнул. Лицо его просветлело, разгладились суровые складки у рта. Даже Святой Выбор – и тот довольно хмыкнул. Запомни, приказала себе Регина. Одна неожиданность – это паника. Две одинаковых неожиданности подряд – призрак стабильности.

– У тебя тоже? – врач повернулся к Раулю.

Сидя на полу, молодой человек отрицательно замотал головой.

– У тебя?

– Нет, – сказал герцог.

– А если я проверю?

– Ваше право.

Врач еще раз кивнул.

– Зачем вам поставили стимуляторы? – спросил он у Регины.

– Мы интернатские. Больные.

– Диагноз?

Он разговаривал с Региной, как со взрослой.

– Угнетение, – она судорожно вспоминала слова Гюйса. Учитель говорил это, когда объяснял первичный механизм локального захвата пси-объекта. – Угнетение… э-э… биоэлектрической активности мозга. Врожденный дефект.

– Как при общей анестезии?

– Не знаю, – честно ответила Регина.

И по лицу врача поняла, что выдержала очередное испытание.

– Их можно удалить?

– Да, – она не смела, не могла надеяться. – Но доктор Клайзенау говорил, что это сложная операция.

– В каком смысле?

– Надо знать код сборки каплечипов.

– Ларгитасцы, – угрюмо буркнул врач. – Великие техноложцы. Значит, код сборки? Без стимуляторов вы превратитесь в дебилов? Впадете в летаргию?

– Нам ставят стимуляторы, когда мы покидаем Ларгитас. На всякий случай. Дома мы обходимся без них. Инъекции, специальные процедуры… Доктор Клайзенау уверял, что с возрастом всё наладится.

– Сколько ты выдержишь без стимулятора?

– Неделю. Или две. Неделю – точно.

– Твой стимулятор можно засечь снаружи?

– Не знаю.

Вмешался Святой Выбор – зацокал, заклекотал. Врач огрызнулся, ударив кулаком в ладонь, и маленький брамайн умолк. Регина ждала, зная, что сейчас решается ее судьба.

– Хорошо, – сказал врач. – Готовьтесь к операции.

Музыка успокаивает.

Это странно, но меня успокаивает даже самая громкая, самая быстрая музыка. В гармонии, ритме, мелодии, какими бы они ни были, есть что-то особенное, выходящее за пределы собственно чувственной информации. Возможно, это талант. А соприкосновение с талантом позволяет забыть о своих проблемах, отставить их в сторону.

Мало кто знает, что телепакт, даже с предельной мощностью «напора» и глубиной проникновения, не в состоянии транслировать другому человеку музыкальную пьесу без ошибок. Я могу снять точную ментал-копию шлягера «Карие глаза»: помните?«…твои глаза сверкают в моем сердце, и я тарам-пам-пам-люблю-тарам…» В мозгу Регины ван Фрассен копия ничем не будет отличаться от оригинала. От того оригинала, который я слышала в ресторане. Но стоит мне вбросить «Карие глаза» отцу – шлягер постигнут тонкие, недоступные дилетанту, но важные изменения. Отец, возможно, и не заметит разницы.

Но музыкант сразу поймет, о чем я говорю.

Написаны сотни научных работ по этому поводу. Однозначного решения нет до сих пор. Ломаются копья, академики бодаются друг с другом; гипотезы рассыпаются фейерверками. А малышня в «Лебеде» играет в «испорченный коммуникатор» – перекидывая друг дружке исходную мелодию и хохоча от того, что у них получается на десятом или двенадцатом «выбросе»…

– Ищите номера. Да, и вы тоже! Жду результатов.

Вынырнув из коммун-сферы, Паук потянулся к чашке.

– Придурки! Только сегодня удосужились отыскать мобили…

Он шумно отхлебнул давно остывший кофе и сбросил картинку в обзорную сферу, висящую под потолком конференц-зала – чтобы все могли полюбоваться. Остов машины, обгорелый и покореженный, прятался меж останками изувеченных собратьев. Те громоздились, сколько хватало глаз. Надо же: мобильная свалка! Откуда она в окрестностях Эскалоны? Гюйс и не подозревал, что на отсталой планете нашло свой последний приют столько транспорта. Или они сползаются сюда со всей Ойкумены, как, говорят, тащатся на кладбище слоны? Тем, кому удалось отыскать здесь нужную машину, нужно ставить памятник при жизни. Зря Паук ругается…

Впрочем, он всегда ругается.

– «Кародж-универсал» 712-а. Тилонская жестянка, рухлядь.

Гюйс восхитился. С первого взгляда определить модель – виден почерк мастера!

– Уверены? – спросил он для проформы.

Чувствовать себя бессловесной – бесполезной! – мебелью было неприятно.

– Сэкономили, твари, – Паук не удостоил его ответом. – Не новьё ж палить?

Картинка в сфере сменилась. Еще один жалкий остов валялся на дне глубокого оврага. Вокруг суетились люди в штатском. В сторонке, приосанившись, замерла троица местных стражников. Блеск начищенных кирас, сверкание лезвий алебард; винты усов. У старшего на поясе – кобура с антикварным револьвером. Стражники изо всех сил изображали, что они здесь – главные.

Получалось не очень.

Власти Эскалоны, чтоб их, содействовали. Король издал с полдюжины указов: «О сотрудничестве», «О мерах по отысканию и задержанию», «О привлечении свободных граждан»… Сыскари как с цепи сорвались. Облавы, патрули, конные разъезды вокруг города. Куча арестованных, на каждом шагу – проверка документов… Под шумок препроводили в тюрьму кое-кого из оппозиционно настроенных грандов. Ловля террористов – дело святое. И, значит, Господь не простит, если под этим соусом не поприжмут десяток-другой неугодных.