Карен Миллер - Дикий Космос

Я убил его? Он мертв?

«Сенатор Органа. Сенатор, вы меня слышите?»

Его голос звучал нелепо, невнятно и неуверенно, словно он был пьян. Или, по крайней мере, в его представлении, как бы это звучало, будь он пьян. Он никогда не был пьян, поэтому, это было лишь предположение.

Органа не отвечал. Только бы он не погиб. «Сенатор Органа. Ответьте, если можете.»

Ничего.

Кряхтя от напряжения он открыл глаза... и был ослеплен слабым солнечным светом, бледно-желтым, разбавленным оттенком красного. Хмурым из-за туманности, видневшийся наподобие зловещего багро-алого занавеса. Медленно моргая, он провел взглядом из стороны в сторону и подождал, пока его измученный разум сумеет осознать то, что он увидел и почувствовал.

Он по прежнему был на корабле. Расположившись аккуратно на спине в коридоре, соединяющем кабину и пассажирский отсек. Палуба под ним была вся искорежена, понижаясь в районе поясницы и поднимаясь к коленям. Обшивка корпуса сверху над ним была разорвана от носа до хвоста. Этот звездолет никогда больше снова не взлетит.

Так что, я заточён здесь. Мы заточены, если Органа все еще жив. Медленная смерть, вместо быстрой. Ситхи, в конце концов, победили.

Нет. Это было бы признанием поражения. Джедаи не допускают подобных мыслей.

Он закрыл глаза и попытался как можно сильнее сосредоточиться на своем состоянии. Все болело, да, но эта боль отличалась от той, которую он чувствовал, когда пострадал во время террористического нападения на Корусканте. Тогда он был весь переломан, а боль была сверкающей, алой и острой. Эта же боль была притупленно медленно багровой. Как всего лишь подобие его предыдущих травм, исцеленных, но не забытых.

Он с трудом приподнял голову и уставился на то, что кабина представляла изнутри. Штурвал был разломан, словно попал под удар какого-то гигантского кулака. Транспаристиловый смотровой экран превратился в груду острых осколков. Обугленные провода, некоторые из которых время от времени искрили, свисали с потолка или лежали на палубе как яркий перепутанный клубок кишок.

Так, будто эта картина подключила прочие его чувства, он теперь мог слышать и ощущать окружающее. Плотный запах горелой проводки, едкое шипение пролитой гидравлической жидкости. Прохладный воздух, поступающий снаружи, сквозь пробитый корпус, нес металлическую пыль и невесомые хлопья пепла, покрывающие язык налетом копоти. Смешиваясь со слюной, она обладала ужасным привкусом. И потрескивания в тишине, похожие на огонь. Не на гигантское и все пожирающее пламя, а просто веселое потрескивание небольшого костра. Что значит? Корабль горит? А если и горит, то собирается ли он сгореть целиком?

Жутковатая мысль. Тэйвор Мандирли. Вставай. Вставай. Только не нужно валяться здесь. Но все кости казались разъединенными одна от другой, мышцы вялыми, лишенными тонуса. Его непослушное тело проигнорировало команду. Черная отрава, в глубине его вен, гнула и влекла его вниз. А еще глубже, слабо но настойчиво, он услышал ликующий, злобный шепот ситха.

Умри джедай, умри джедай, умри джедай, умри.

Свежий всплеск адреналина заглушил приказ. Его разум снова очистился, и он понял, что огонь горит снаружи корабля. Должно быть тот, своим раскаленным корпусом, поджег сухую траву или деревья вокруг места крушения. Сильного ветра не было, что помогло ограничить очаг возгорания. Сколько там всего было разного топлива, которое могло бы поддержать пламя пожара? Там были деревья... во всяком случае ему казалось, что он помнил деревья в те последние отчаянные мгновения прежде, чем они столкнулись с поверхностью... но поскольку он не оказался посреди бушующего лесного пожара...

Возможно, в конечном итоге, я и не сгорю заживо.

Но он все еще может умереть с голоду. Или истечь до смерти кровью из-за необработанной раны. Или замерзнуть, если по ночам температура на Зигуле значительно понижается. Корабль мог находиться на краю какого-нибудь утеса. Небольшой сейсмический толчок, либо сильный порыв ветра могли бы сбросить его прямиком в ущелье, где он и разбился бы вдребезги.

Другими словами, Кеноби, нечего здесь валяться. Поднимайся. Уходи. Возьми ситуацию под контроль и найди способ из нее выкарабкаться.

Тем не менее его непокорное тело по прежнему отказывалось слушаться.

Умри джедай, умри джедай, умри джедай, умри.

Без предупреждения, со стремительностью, от которой перехватило дыхание, корабль вокруг него исчез, и он опять оказался на Таанабе. Вновь тринадцатилетний, тощий и напуганный, пронзительно заоравший от ужаса когда огнежуки приступили к пиршеству.

Квай-Гон! Квай-Гон, помоги мне!

Но Квай-Гон не мог его услышать. Квай-Гон был мертв.

Внезапно ему вновь стало двадцать пять лет. Он все еще был падаваном, и сражался с ситхом. Пойманный в ловушку между силовыми полями он видел удар, нанесенный убийцей забраком. Видел потрясение и боль на лице своего Учителя, когда его пронзил удар красного светового меча ситха. Почувствовал злобное торжество ситха. Почувствовал собственные горе и гнев.

И на полу пещеры на безжалостном Джеонозисе. Совершенно беспомощный из-за двух ран от светового меча. Он смотрел, как Дуку играется со смелым и опрометчивым Анакином. Серебристые волосы сверкают, зубы оскалены в улыбке, нестареющий ситх, джедай-предатель, он кружил вокруг Анакина с вызывающей легкостью. Отражая каждую ослепительную атаку с небрежным, непревзойденным мастерством. Вынудил ошибиться - и лишил Анакина руки.

Он вновь услышал себя, кричащего: «Анакин! Анакин!»

«Простите», — произнес знакомый, усталый голос. «Боюсь, что вы застряли со мной.»

Органа.

Сенатор стоял подле него на коленях, держа руку на его плече. На смену смятению и ужасу пришло облегчение. Он, расслабившись, опустил голову. «Вы не погибли.»

«Не совсем» — сказал Органа. «Поверьте, я столь же удивлен как и вы.»

Его оливковая кожа приобрела зеленоватый оттенок. Он обзавелся синяком под глазом и разбитой губой. Левая рука поддерживалась импровизированной повязкой: рукавом принесенной, ради этого, в жертву рубашки. Его обычно безукоризненно аккуратная одежда была перепачкана грязью и измята, брюки порваны на коленях.

Сердце Оби-Вана умерило свой темп. «Сенатор.»

«Мастер Кеноби.» Из-за разбитой губы Органа говорил медленно и очень осторожно. «Итак... вы желаете сказать это первым, или мне самому?»

Он нахмурился. «Сказать что? Ведь я вам уже говорил? И как это поможет?» Голова гудела. «Где вы были?»

«Снаружи», — сказал Органа. «Исследовал».

Исследовал. «Замечательно».

Сенатор поднял бровь. «Прошел почти час, после того, как мы потерпели крушение. Вы были без сознания. Я заскучал.»