Кир Булычев - Искушение чародея(сборник)

Только вместо плетеных стен здесь была Пленка.

Уже на второй день они выяснили, что живут в замкнутом пространстве: после того как более-менее перезнакомились, разобрались с Отелем и отправились на вылазку. Отель стоял в центре своеобразного садка, со всех сторон окруженного упругими стенами. Стены обладали отражательной способностью, проще говоря – напоминали затемненное зеркало. Их невозможно было пробить, найти в них щель или дыру, сделать под них подкоп…

Академик Окунь предположил, что лучше и не пытаться: дескать, не исключено, что этот садок для землян построен на каком-нибудь спутнике или орбиталище – сооружен умельцами из Галакцентра только для экзаменовки. И кто знает, не находится ли по ту сторону его стен космическая пустота.

– Вот и посмотрим, как вы будете подсаживать сюда ваших дуэлянтов, – пробормотал Павлыш.

Он поднялся на холм со срезанной верхушкой и встал, чтобы отдышаться. Внизу, прямо перед ним, лежало озеро. Он видел качавшихся на мелких волнах лебедей, сварливых уток, которые о чем-то переругивались, стоя на берегу, – и даже заметил в камышах вкрадчивое движение – это переступила с ноги на ногу выпь.

Потом он посмотрел дальше – и обалдел. Потому что Пленки здесь не было – там, где раньше мир заканчивался пружинистой мутноватой стеной, теперь расстилалась роща исполинских секвой. То есть это сперва Павлыш принял их за секвойи, но потом пригляделся и решил, что все-таки нет, все-таки перед ним деревья неземного происхождения. Ветер раскачивал их верхушки, с одной вдруг снялись две крупных птицы и помчались, резко выкрикивая ругательства. По одному из стволов метнулась вниз узкая, хищная тень…

– Перегородку между террариумами убрали, – сказал в пустоту Павлыш. – Вот так-так…

Он развернулся и быстро зашагал обратно, прикидывая, нет ли у них где кислородных масок, может, хотя бы среди всей той кучи вещей, что прибыла с Земли. Потом он сообразил, что отныне расхаживать босиком ой как не следует, пристроился на мшистом, зеленоватом камне и надел ботинки.

– И ночные дежурства, – пообещал он себе. – И чтобы Урванцы ни ногой за ограду. Черт-черт-черт!.. И на кой ляд ГЦ понадобилось приглашать родителей с одиннадцати– и двенадцатилетним мальчишками?!

Невозможно было даже представить, что всем им угрожает, но ясно было одно: при совмещении двух искусственно созданных биогеоценозов наверняка появятся проблемы. И в первую очередь следовало взять пробы воздуха и воды, конечно, а там видно будет… хотя… если крупные хищники или, хуже того, мелкая какая-нибудь гадость, да вот хотя бы бродячие муравьи…

Может, спросил себя Павлыш, в этом и состоит испытание? Не дуэль на пистолетах, а состязание двух биогеоценозов: который окажется более приспосабливаемым? Или даже – ну да, конечно! – двух разумных видов: который сумеет выжить при критических условиях? Логично: только такие и смогут покорять новые миры.

– Но они же не Следопыты, – зло сказал Павлыш. – Ладно я… и Борис, и, пожалуй, Светлана. Но – дети? Старый Окунь? Эмма?

При мыслях о ней ему стало совсем нехорошо, Слава даже остановился, чтобы перевести дыхание. «Как все не вовремя, черт! Одно с другим как!..»

Он надеялся только, что академик принял меры и загнал всех в дом. Конечно, вряд ли хищные звери, стоило только исчезнуть Пленке, ринулись к Отелю; вряд ли, но лучше не рисковать, не тот случай.

Он вдруг заметил тень, скользившую к нему по траве, и прежде, чем сообразил, что делает, уже упал лицом прямо в метелки, перекатился, рукой машинально потянулся к поясу, на котором, конечно, не было никакого лучевика…

Крупная птица, распахнув крылья, проплыла над Павлышем. Молча и величественно, словно облако или парусный корабль, она взмахнула нежно-голубыми, в белую крапинку крыльями и двинулась дальше.

Он вдруг вспомнил историю про то, как у Жюля Верна, в «Детях капитана Гранта», кондор похитил мальчика, – выдумка, конечно, у падальщиков слишком слабые пальцы… но что, если это не падальщик? И что, если Урванцы сейчас не в Отеле?!

Павлыш вскочил и побежал, как не бегал уже давно, побежал, двигаясь скупо и четко, понимая, что, даже если опередит птицу, силы понадобятся… потом. Когда «потом» и для чего именно – он и сам не знал. Хрустели под ногами стебли подсохшей травы, солнце жарило в спину, пригибало к земле.

Павлыш влетел на взгорок – внизу стоял Отель, и перед ним, у стола, собрались все жители: Урванцы, Окунь, Эмма, Домрачеев. Они раскладывали абсурдные вещи, привезенные с Земли, смеялись, спорили…

– В дом! – заорал Павлыш. – Все немедленно в дом!

Но они не поняли, только уставились на него удивленно. А птица была уже над Отелем. Она сделала круг, другой, легла на крыло, скользнула вниз и вдруг опустилась прямо на стол, на единственное еще пустое место. Сверху крылья ее были зеленые, с ярко-желтыми прожилками, хвост – золотистый, а хохолок на голове – нежно-малиновый. Глаза у нее были крупные, с медовым ободком, взгляд – хищный.

– Ух ты! – сказал Коля Урванец.

– Вот это да! – поддержал Эдгар. – Дядя Окунь, а можно ее погладить?

Птица потопталась, клацая когтями по деревянной столешнице, затем изогнула крыло и как будто почесала грудь. На сгибе у нее были пальцы, как у гоацина или у вымершего археоптерикса. Да и вообще выглядела она так, словно явилась из бездны времен, прямиком из какого-нибудь мелового периода.

Все это Павлыш разглядел уже вблизи: он подбежал к ограде, распахнул калитку и замер, не зная, что предпринять. Если тварь захочет кого-нибудь укусить, он ее вряд ли остановит, а вот напугать и спровоцировать может запросто, достаточно одного резкого движения.

Птица вдруг проскрежетала что-то знакомым металлическим голосом: раз, потом другой.

– Что это? – спросил Борис. – Смотрите.

В ответ снова раздался скрежет, а потом – уже другим, естественным голосом – птица выкрикнула нечто явно членораздельное, и тогда раздалось металлическое: «Желаю вам процветания. Это у меня переводчик, тлумач, толкователь, лжец».

– Ах, – сказал академик Окунь – и сел, держась рукой за сердце.

– Ух ты! – повторил Коля. – Па, у него такая же коробочка, как у вергилия.

– Погоди-ка, он и нам их оставлял, – вспомнила Светлана. – Минутку. – Она выбралась из-за стола и исчезла в доме.

Тем временем Эмма отстранила Домрачеева, который встал перед ней, едва появилась птица, – отстранила и шагнула вперед.

– От имени землян рада приветствовать вас. Я – глава нашей делегации, Эмма Николаевна Клемехина.

Переводчик заскрежетал, заухал – видимо, пытался перетолмачить ее имя. Птица слушала, по-куриному склонив голову набок. Потом по телу ее как будто прошла дрожь – перья вздыбились, хохолок развернулся веером, – и птица отчаянно замахала крыльями, крикнула и взлетела. Она пронеслась над столом и людьми, по спирали круто взметнулась вверх, а потом вдруг снова опустилась на край стола. Зачирикала, то и дело топорща перья и двигая пальцами.