Александр Белый - Мореход

Свежую сельдь, как правило, продавали редко. Каждая артель или семья имели свой собственный засолочный сарай, где после упаковки в бочки стоимость тана селёдки увеличивалась ровно в пять раз. Лично я этим бизнесом заниматься всю жизнь не собирался, и когда староста предлагал взять в аренду полсарая или выкупить небольшой участок для строительства собственного, то пообещал вначале осмотреться, подумать и, лишь затем принять решение.

У причала стояли девять баркасов, из которых рабы выгружали наполненные корзины с уже рассортированной по видам и размерам рыбы прямо в тележки. Чего здесь только не было?! Всё, что попадает рыбакам в сети, шло на прилавки покупателям, удалось даже впервые увидеть знаменитую тупоносую акулу, переливавшуюся на солнце серебристым цветом. Непонятно каким образом это четырёхметровое чудовище тоже попало в сети.

Никакого столпотворения у причалов не было, чужие торговцы сюда не допускались, а к прибывшему баркасу для решения вопросов реализации подходил кто‑то из рыночных распорядителей и помощник комита, то есть, рыночного мытаря. Но мой баркас своим необычным парусным вооружением всегда вызывал интерес и шутки окружающих, поэтому ротозеев набежало немало.

— Ларт! С тебя солд! Я тебе говорил, что он не перевернётся?! — весело выкрикивал кому‑то мой сосед Харат.

Рядом с ним был такой же молодой парень, внешне очень похожий на старосту Строма, как позже оказалось, это был один из его сыновей. Когда они подошли к причалу, и заглянули в баркас, то их лица выражали крайнюю степень изумления.

— Ого, — тихо сказал Харат.

— Пять штук! — удивился второй, — Это где же вы их взяли?

— Как где? Поймал, — ответил ему.

— Интересно знать, в каких сетях она такая ловится? — недоверчиво ухмыльнулся он.

— Не понял, вы меня в чём‑то хотите обвинить? — закрепив на приколах второй швартовый конец, я разогнулся и уставился на него, краем глаза заметив, как Илана приподняла подол рубахи и держала руку у кобуры с импульсником.

— Рэд, парень шутит, — сзади подошёл староста и хлопнул меня по плечу, — Итак, что у вас тут? Прилично, прилично! Такая кидана — по четыре с половиной солда за штуку потянет, пойдет?

— Хорошо, — махнул рукой, при этом прекрасно понимая, что они её пустят в разруб и наварят если не столько же, то пятьдесят процентов, как минимум, — Согласен!

— Сельдь тоже отдаёшь? Цена один россо за танн.

— Тоже устроит, — согласился с ним, — Только кидан отдаю четыре штуки.

— А пятую куда? — с недоумением спросил он.

— Домой заберу, — улыбнулся, и добавил, — съедим.

— И правильно! — староста потёр руки и кивнул на наглого и недоверчивого парня, — Это Ларт, в дальнейшем работайте с ним. Он, как и вся молодёжь ершистый, а так — нормальный.

— Без проблем, — пожал плечами, мне было без разницы, с кем иметь дело.

Через пять минут рабы выволокли крючьями большую треску, погрузили её на тележку и потащили в торговые ряды. Двое других рабов принесли стойку с весами, затем, пересыпали из бочки в корзины селёдку и взвесили, получилось пятьдесят один танн.

Рядом стояли Ларт и помощник комита, при этом оба записывали результаты в свои бумажки. По общему итогу мне причиталось девятнадцать серебряных солда и одиннадцать россо. Забрав деньги и выплатив мытарю десять процентов налога, тут же отправились домой.

Вот так и начались наши трудовые будни. Семь дней в докаду мы выходили в море, а один — устраивали выходной. Должен сказать, что столь удачный лов был нечасто, обычно в день попадались две–три трески, да с полбочки сельди добирали. Прошло некоторое время, и первоначальное удовольствие и спортивный интерес превратились в рутину. Не скажу, что работа была тяжёлая, для нас нет, мы постоянно занимались специальными физическими упражнениями и поддерживали себя в тонусе. А в дни, когда бывали проблемы с клёвом или уж слишком всё надоедало, мы с Иланой высаживались на островок, где нагишом купались в море и загорали. А чего? Медицинской капсулы и солярия здесь нет, а морские и солнечные ванны — дело полезное и нужное, тем более, что получаем мы их самым натуральным образом. Так что уже через месяц цветом кожи от аборигенов мы особо не отличались.

Удалось и нам добыть одну серебристую акулу. Однажды поймав три больших трески и полбочки сельди, мы свернулись и взяли курс на берег. Одну из рыбин решил не продавать, а оставить себе, а чтобы не тащить домой лишний вес, задумал отрезать и выбросить за борт голову, которая занимала треть объёма и выпотрошить. Уже склонился и заворачивал в парусину очищенную тушку вместе с огромной печенью, когда Илана взволновано воскликнула:

— Рэд, смотри!

Приподняв голову и выглянув в море, метрах в десяти за баркасом увидел резавший волну серебристый плавник.

— Ох ты, тьма космоса, — выругался, и выхватил из‑под рубашки игольник, но холодный расчёт взял верх, и уже более спокойно спрятал его обратно, после чего открыл кофр со сложенными снастями.

Сверху на борту подсыхало пятнышко крови, которое капнуло с рыбьих потрохов, и мне стало ясно, откуда взялось это чудовище, которое и не думало отставать, наоборот, нарезало круги вокруг баркаса. Зарядить гарпун в пневматическую винтовку, подсоединить к нему мононить с сигнальным буем и взвести затвор, заполнив камеру порцией сжатого воздуха, составило секунды времени.

Из этой винтовки довелось стрелять лишь дважды. Давно это было но, помнится, папа говорил, что при такой стрельбе вода преломляет изображение, и истинное местонахождение объекта смещено, что ж, надо пробовать. И вот, плавник акулы снова объявился со стороны кормы и стремительно двинулся курсом мимо правого борта.

Прижав винтовку к плечу, стал выискивать убойное место поражения, но с рыбой не всё так просто, особенно с акулой. Солнечные блики на волне смазывали очертания тела, но жаберные щели были все же заметны, поэтому, вынес упреждение и нажал на спуск. Гарпун мощно пронзил волну и почти полностью проник в тело хищника, который резко ушёл на дно, а следом из бухты стала быстро утекать мононить. Вот исчезли последние витки, захватив и вместе с собой утопив сигнальный буй, который буквально через несколько секунд всплыл. От соприкосновения с водой сработала система разблокировки клапана капсулы, содержащей сжатый воздух, и теперь он стал большим, двухметрового диаметра. Но даже в таком виде усилиями мощного хищника он периодически притапливался до половины.

Для акулы движение — это жизнь, её надо остановить, тогда она погибнет. И хорошо, что гарпун вонзился под углом в жаберные щели, это поспособствует скорейшему её усыплению. Минут через двадцать буй перестал хаотически танцевать на волнах и успокоился. Мы к нему подошли и зарифили паруса, тем временем я замкнул на мачте лебёдку, направив консоль перпендикулярно корме. После этого зацепил под буем мононить, идущую от гарпуна, и посредством специально для этих целей приспособленного карабина соединил её с мононитью лебёдки.