Юрий Безелянский - Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий

Врубель был не единственным художником, который потрудился во имя красоты «Метрополя». Во внутренней отделке здания принимал участие знаменитый архитектор Иван Жолтовский. Потолки расписывал Сергей Чехонин, график и живописец, член объединения «Мир искусства», создатель так называемого «агитационного фарфора». У Чехонина был каллиграфически изощренный рисунок кистью, основанный на стилизации декоративных мотивов русского ампира. Прибавьте к этому искусную работу краснодеревщиков, мраморщиков, чеканщиков, изготовителей фарфора, уникальных люстр и светильников, и вы получите почти музейный «Метрополь».

Четырнадцать лет отвела история «Метрополю» в дореволюционное время. Гостиница была знаменита и посещаема. Не менее популярным слыл и ресторан. Мамонтов имел тут постоянный столик. Частым гостем был Шаляпин. Запомнился его импровизированный «бенефис» по случаю царского манифеста о свободе. Взбудораженный Федор Иванович взгромоздился на стол и оглушил всех пением «Дубинушки». «Эх, дубинушка, ухнем!..» И она ухнула в образе революции. Ухнула так, что от старой жизни не осталось и следа.

В октябре 1917 года в «Метрополе» засели, как пишут коммунистические летописцы, белогвардейцы. Из здания они были выбиты красногвардейцами и революционными солдатами во главе с Фрунзе, о чем свидетельствует мемориальная доска.

С марта 1918 года «Метрополь» зажил новой, неожиданной жизнью: он превратился во 2-й Дом Советов. Здесь разместились правительственные учреждения, проходили съезды и конференции, жили государственные и партийные деятели.

По западному фасаду протянулась новая надпись, исполненная большевистской самонадеянности: «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнета капитала. Ленин». Сам вождь не

однократно бывал в «Метрополе». В июле 1918 года, когда Германия предъявила ультиматум молодой республике, он выступил с балкона во внутреннем зале. Еще Ленин выступал тут в день прощания с председателем ВЦИК Яковом Свердловым. Тогда же в «Метрополе» было оглашено решение Московского Совета о том, что площадь перед гостиницей будет носить имя Свердлова. Потом ей вернули прежнее название: Театральная.

Итак, в «Метрополе» обосновался 2-й Дом Советов. В мгновение ока все изменилось: атмосфера, публика, речь. По коридорам уверенно засновали партийные функционеры, засуетились советские чиновники, замелькали различные делегаты из разных концов России. Собирались в банкетных залах. Совещались. Надрывали горло. И все во имя светлого будущего. А пока в его ожидании неуклонно мерк аристократизм «Метрополя», исчезала его буржуазная комфортность, тем более что часть гостиничных номеров была отдана новым жильцам под коммунальные квартиры.

«Метрополь» и коммуналки – непостижимо! Но и жизнь тогда была непостижимой для нас, людей сегодняшнего дня.

Мы сидим в холле с Евгением Сергеевичем Петропавловским, жильцом «Метрополя» более чем с 25-летним стажем проживания (его личную судьбу, полную драматических моментов, сознательно опускаю). Петропавловский вспоминает, как ему в юные годы приходилось сталкиваться с многими знаменитыми людьми советской эпохи: Бухариным, Ульрихом, Енукидзе…

В «Метрополе» жил Ларин, который, как считается, стоял у колыбели советской экономической политики. Беспокойный, постоянно фонтанирующий идеями человек. В те годы бытовала такая присказка: «Нас учили в книгах мудрости Бухарина и с утра до ночи заседать У Ларина».

У Ларина была дочь Нюся (Анну Михайловну Ларину в ту юную пору называли именно так). Дочка была прехорошенькая, и друживший с Лариным Николай Бухарин часто с нею играл. Нюся подросла, и между ней и любимцем партии Бухарчиком завязался роман. Она называла его Николаша и обращалась к нему на

«ты». Обо всех этих любовно-лирических перипетиях рассказывала Анна Михайловна в интервью журналу «Огонек», в частности о том, как ее первое стихотворное признание Бухарину: «Видеть я тебя хочу. Без тебя я грущу» – передал Николаю Ивановичу сам Сталин. Эдакая зловещая ирония судьбы.

До 1927 года Бухарин жил в «Метрополе», а потом, по настоянию Сталина, переехал в Кремль, но продолжал бывать в «Метрополе» у Лариных. Бухарин не страдал вождизмом, был человеком в быту несколько даже робким и застенчивым. Однажды, рассказывает Петропавловский, швейцар гостиницы сделал замечание Бухарину при входе в «Метрополь», что он-де не снимает галош. Бухарин их снял и, крепко прижимая к груди, поднялся на 4-й этаж, к своей возлюбленной невесте.

Совсем по-другому держал себя Ульрих, один из сталинских сатрапов. Верноподданническая печать писала о нем, что он «лучший из лучших судей страны».

Ульрих проживал в «Метрополе» со своей женой, невзрачной и толстой литовкой. Его всегда сопровождали двое военных – охранников. Маленький, плотный, Ульрих деловито пробегал по коридорам «Метро- поля», спускался вниз и садился в автомобиль, чтобы проехать пару сотен метров в свое ведомство, коммунистическое судилище. Там он вел судебные дела и тех, кто жил с ним бок о бок в «Метрополе».

Старейшая работница гостиницы Анна Петровна Борисова рассказывает, как в середине 30-х годов все обитатели «Метрополя» со страхом ложились спать: к 12 часам ночи во двор приезжали специальные автомобили («черные Маруси», как окрестила их Анна Ахматова), чекисты поднимались вверх на 1рузовом лифте и брали очередную свою жертву. Кого не тронули, те испытывали короткое облегчение: на этот раз пронесло! А завтра?

Одной из жертв чисток стал маршал Василий Блюхер. Он жил в «Метрополе» в 73-м номере люкс с женой и двумя маленькими дочками. Много лет спустя в гостиницу пришла жена Блюхера, встречалась с Борисовой, которая когда-то присматривала за маленькими дочками маршала, и с печалью вспоминала об исковерканной жизни.

В те страшные годы никто не был застрахован от «карающего меча» Лубянки. Авель Енукидзе был другом Сталина, но и он впал в немилость. Некогда весельчак и любитель дамского общества, Авель Енукидзе, когда над ним нависли тучи гнева, мгновенно сдал. Как говорится, почернел лицом. Таким и запомнил Енукидзе его сосед по «Метрополю» Петропавловский.

Но хватит об этом.

Жили во 2-м Доме Советов, то бишь в «Метрополе», не только маршалы и крупные советские деятели, но и какие-то малоизвестные личности. Как они туда попали, кто выдал им вожделенный ордер на жилплощадь, установить, наверное, невозможно, да и не нужно. Жили и жили, и Бог с ними!

С трудом сегодня можно представить, как в «Метро- поле» существовали эти коммунальные клетушки; «всюду ужаснейшая грязь», – записано в дневнике Сергея Прокофьева; общая кухня, керогазы, запах готовки и стирки. И апофеоз всему – общая уборная на этаже. Некий старик по фамилии Файнштейн по утрам торжественно нес в туалет горшок своей старой жены (она брезговала ходить в общий туалет и на манер советской маркизы Помпадур предпочитала индивидуальную ночную вазу). Эту сцену удачно застал и сфотографировал корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме». С соответствующей подписью снимок был опубликован и вызвал почти международный скандал. И началось великое выселение коммунальных жильцов из «Метрополя». Полностью оно завершилось в 1954 году.