Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник)

— Я хочу попробовать еще раз, — вдруг сказала Люси.

— Ты что, чувствуешь… — начал было Коуди, но тут же понял, что никакого изменения не произошло. Ее ум был все так же окружен стеной.

Тем не менее Элленби кивнул из другого конца комнаты.

— Попробовать стоит, — сказал он. — Сделаем на этот раз со включенной энергией. Резонансный эффект должен сохраняться в течение нескольких минут после отсоединения электродов, но будем действовать наверняка. — Коуди снова взял ребенка, Люси устраивалась в кресле. — В идеале, все эти приспособления будут заключаться в маленьком источнике питания, его можно будет носить и использовать постоянно… Все в порядке, Люси? Включить подачу энергии.

Вновь мозг за мозгом пробовали коснуться разума Люси. Снова Коуди ощутил в нем, как еще раньше ощущал в разумах и других подопытных, этот странный заслон, напоминавший ему о Джаспере Хорне. Но Люси не была параноидной!

И все же мозг ее не раскрылся. Стало быть, это была неудача — не механическая, поскольку гипотеза Померанса была проверена всеми способами, кроме этой заключительной экспериментальной проверки. Тем не менее без этого последнего доказательства неистовство погрома не остановить, он будет шириться, неся уничтожение.

«Она не параноидная!» — подумал Коуди. Ребенок пошевелился в его руках. Он прощупал его теплый, бесформенный разум и не почувствовал в нем ничего, что хоть как-то напомнило бы ему о Джаспере Хорне.

«Ребенок , — долетела до него неожиданная мысль Элленби. — Надо попробовать на ребенке».

На психолога посыпались мысленные вопросы, на которые тот не отвечал. Он не знал ответов. У него было предчувствие, вот и все.

Пробовать на ребенке.

Элленби вырубил энергию и снял электроды с головы Люси. На кресло, с которого она только что встала, бережно уложили ребенка, укутанного одеялами. Осторожно закрепили электроды. Малыш спал.

Включить энергию, — приказал Элленби.

Его мысли потянулись к ребенку.

Ребенок продолжал спать.

…Поражение, окончательное поражение. Коуди знал это. Все-таки между телепатами и нетелепатами были коренные различия. Эту стенку никогда не удастся сломать. Никакого перемирия не будет. Погром невозможно остановить.

Параноиды оказались правы. Телепаты не могут существовать рядом с нетелепатами.

Внезапно в мозгу Коуди сверкнула вспышка и раздался грохот взрывающейся бомбы, ослепляющий громовой удар, которому предстояло поглотить теперь весь мир…

Ребенок в кресле зашевелился, открыл глаза, рот и закричал.

В мягком, плавающем тумане его разума возникли бесформенные очертания страха: внезапная вспышка, и рев, и собственное воспоминание Коуди о беспомощном падении через пространство — самые древние страхи из всех, единственные страхи, являющиеся врожденными.

Впервые в истории была индуцирована телепатия.

Коуди в одиночестве сидел за пультом управления электронно-вычислительной машины. Времени уже не было совсем. С минуты на минуту должна была начаться экстренная телепередача — последний призыв ко всем обычным людям. Им будет предложен индуктор — условно. Ибо они не смогут им воспользоваться, только их дети.

Если они будут готовы принять индуктор и прекратить погром, лыски узнают об этом очень быстро: самые потаенные мысли обычных людей не могут быть спрятаны от телепатов.

Но если они не примут предложение, лыски будут знать и об этом, и тогда Коуди придется нажать некую кнопку на панели перед ним. И начнется операция «Апокалипсис». Через шесть часов вирус будет готов. Через одну-две недели девяносто процентов населения земли будут мертвы или при смерти. Погром может продолжаться до самого конца, но телепаты имеют возможность спрятаться, и прятаться слишком долго им не придется. Решать предстояло людям.

Коуди почувствовал, как в комнату вошел Элленби.

«Что ты думаешь?» — спросил он.

«Я не знаю. Это зависит от эготизма, тоже паранойи в каком-то смысле. Возможно, человек научился быть общественным животным; возможно, нет. Скоро узнаем».

«Да. Скоро. Это конец — конец того, что началось со Взрывом».

«Нет, — сказал Элленби, — это началось задолго до него. Это началось, когда люди впервые стали жить группами, и группы начали расширяться. Но прежде чем произошло какое-то окончательное объединение, случился Взрыв. Дальше была децентрализация, и это было неверное решение. Она вела к окончательному разъединению и контролю через страх. Она сделала стены между людьми выше, чем когда-либо. Агрессия теперь карается очень строго, а в подозрительном, тревожном, децентрализованном мире — уйма агрессии, готовой прорваться. Однако она подавляется сознанием — криминальным сознанием управляемого страхом общества, с детства заложенным в каждом человеке. Вот почему ни один взрослый нетелепат нашего времени не может воспринимать мысли, не может Люси, не могут другие».

«Она… никогда не сможет?»

«Никогда, — тихо подтвердил Элленби. — Это функциональная истерическая глухота — телепатическая глухота. Нетелепаты не знают, что думают другие люди, но им кажется, что они знают. И они боятся этого. Они приписывают другим свою подавляемую агрессивность; бессознательно они считают всех других потенциальными врагами — и поэтому не осмеливаются стать телепатами. Они могут хотеть этого сознательно, но в подсознании у них слишком много страха».

«Однако дети…»

«Если они достаточно маленькие, они могут стать телепатами, Джеф, как твой ребенок. Его сверх-я еще не сформировалось. Он может узнавать новое, и узнавать реально — все умы для него открыты, он будет расти и учиться, не запертый ни в каких стенах».

Коуди вспомнились слова одного поэта из прошлого: Что-то есть такое, что не любит стен. Слишком много стен выстраивалось, в течение слишком долгого времени, стен, отделявших человека от его соседа. В младенчестве, может быть, в раннем детстве каждый был способен воспринимать телепатические мысли благодаря индуктору. В младенчестве ум ребенка был цельным, здоровым и полным, способным научиться как речевому, так и мысленному общению. Но скоро, фатально скоро, вместе с ростом и обучением ребенка вокруг него вырастали стены.

Потом человек взбирался на свою стену и сидел на ней, как Шалтай-Болтай; и как-то, где-то, в долгом процессе взросления и познания разум портился навсегда. Это было падение — не только Шалтая-Болтая, а вечное падение самого человека. А потом…

Вся королевская конница, вся королевская рать не могут Шалтая-Болтая собрать.

Для Люси это было безвозвратно поздно.

«Как насчет параноидов? — спросил чуть погодя Коуди. — Они были телепатами в детстве. Что случилось с ними?»