Дэн Симмонс - Олимп

– На возлюбленную ЛиасЛо Амумджию? – поморщился мужчина, не имевший никакого желания пялиться на голый труп. – Ту, что покинула сей бренный мир хрен знает когда? Кстати, а где Хан? Завёл себе отдельные хрустальные апартаменты?

Старец рассмеялся.

– Хан Хо Теп и его обожаемая Лиас Ло Амумджия, дочы Амумджи, цезаря Срединной Африканской Империи – та еще стерва и гарпия, можешь мне поверить, Харман из Ардиса, были выброшены за борт, не пролежав здесь и двух столетий.

– Выброшены за борт? – растерялся девяностодевятилетний,

– Безупречно сохранившиеся тела бесцеремонно швырнули с той самой стены, откуда ты любовался видами подчас! назад, – пояснил маг. – Кинули, точно вчерашний мусор с палубы грузового парохода. Последующие преемники Хана, каждый из которых в чём-то своём уступал своему предку, тоже мечтали найти здесь вечный покой… Правда, «вечности» хватало ненадолго, пока очередной потомок Хана не брался подыскать себе мавзолей поприличнее.

Воображение пленника нарисовало в ярких красках, как всё происходило.

– Но вот четырнадцать веков назад картина изменилась, – продолжал Просперо, вновь обратив голубые глаза к саркофагу из дерева и стекла. – Эта женщина была воистину любима кем-то могущественным и пролежала нетронутой тысячу четыреста лет. Приглядись к ней, Харман из Ардиса.

До сих пор избранник Ады смотрел вообще на гроб, не заостряя внимания на подробностях. На его вкус, тело было слишком нагим. А ещё – слишком юным для трупа. Кожа – кровь с молоком, излишне выпуклые груди с отчётливыми (даже на расстоянии в сорок футов!) розовыми сосками, чёрная запятая коротко стриженных волос на белой атласной подушке, пышный тёмный треугольник в паху, антрацитовые дуги бровей, решительные черты лица, широкий рот… Мужчине почудилось нечто неуловимо знакомое.

– Господи Иисусе! – вторично воскликнул он за это утро, на сей раз так громко, что крик отразился от купола, раскатившись по книжным мезонинам и белому мрамору.

Покойница выглядела моложе… намного моложе… в локонах – ни тени седины, крепкое и юное тело без единой усталой складки, которые Харман во множестве наблюдал под обтягивающим термокостюмом, однако та же сила в лице, те же острые скулы, тот же дерзкий размах бровей и волевой подбородок. Сомнений больше не оставалось.

Это была Сейви.

– А куда все подевались? – недоумевает быстроногий Ахилл, сын Пелея, шагая вслед за Гефестом по зелёной вершине Олимпа.

Блондин-мужеубийца и главный ремесленник из сонма бессмертных идут вдоль по берегу озера кальдеры, от Чертогов Целителя к Великой Зале Собраний. Все прочие божественные постройки с белыми колоннами прячутся в каком-то запустелом сумраке. На небесах – ни одной колесницы. Никто не гуляет по неисчислимым мощёным дорожкам, над которыми горят приземистые желтоватые источники света, причём явно не факелы.

– Я же тебе говорил, – объясняет покровитель огня, – кот из дома, мыши – в пляс. Чуть ли не все до единого теперь на Земле Илиона, играют последний акт вашей Троянской войнушки.

– И как там дела? – интересуется Ахиллес.

– Тебя нет, Гектора убить некому, твои мирмидонцы вкупе с ахейцами, аргивянами и прочими-как-их-там получают от осаждённых коленом под зад.

– Агамемнон и его люди отступают? – спрашивает Пелид.

– Ага. В последний раз, когда я заглядывал в голографический пруд Великой Залы, а это было считанные часы назад, перед тем, как нелёгкая понесла меня чинить эскалатор, Атрид провалил очередное наступление и пятился к заградительным рвам, что! перед чёрными кораблями. Гектор готовился к наступательным действиям, строил войска у стены. По большому счёту, всё зависло от того, чья команда небожителей пересилит. Ты не поверишь, но нашим крутым сучкам Афине с Герой даже с помощью! Посейдона, грозно колеблющего землю (а уж это он умеет, хлебом его не корми, дай поколебать что-нибудь), пока не удалось посбивать спеси со сторонников Трои: дальноразящего Аполлона, Ареса и коварной Афродиты с её подружкой Деметрой.

Быстроногий молча кивает. Отныне жизнь его связана с Пентесилеей, а не с Атридом и боевыми товарищами. Ахиллес доверяет своим мирмидонцам, они поступят как надо: если получится – унесут ноги, если понадобится – сложат головы на поле брани.

С тех пор, как Афина (или же Афродита в её обличье, как несколько дней назад уверяла богиня мудрости) прикончила его любезного друга Патрокла, сердце Пелида кровожадно взывало о мести бессмертным. Теперь у него только две цели. Первая – вернуть любимую амазонку, хотя чувства к ней и породили волшебные духи Киприды, к жизни. Вторая – порешить ненавистную Афродиту. Сам того не сознавая, грек поправляет богоубийственный кинжал на поясе. Если Афина сказала правду – а почему бы и нет? – этот клинок из квантово-смещённой стали оборвёт жизнь светлоокой дочери Зевса, да и любого из олимпийцев, кто встанет на пути, в том числе хромоногого Гефеста: пусть только вздумает улизнуть или оказать сопротивление.

Покровитель огня ведёт Ахилла на парковочную стоянку подле Великой Залы Собраний, где выстроились в ряд на траве десятки золотых колесниц. Словно нити пуповины, тянутся от них под землю, к некому зарядному устройству, металлические шланги. Гефест забирается в безлошадную повозку и манит кратко-вечного спутника за собой.

– Куда это мы? – мнётся Пелид. Кузнец закатывает глаза.

– Я же говорил, навестим одну небожительницу, которой известно, где скрывается Громовержец.

– А почему не поехать прямо к Зевсу? – Мужеубийца по-прежнему не ступает на подножку.

Тысячи раз он управлял и ездил на колесницах, но никогда ещё не порхал в облаках, как боги, которых он часто видел над Илионом. Не то чтобы мужчину пугала эта затея, но всё-таки он не спешит покинуть надёжную землю.

– Есть одна технология, известная только Крониду, – поясняет Гефест. – Он может схорониться от всех моих сенсоров и шпионских устройств. Так вот её явно кто-то активировал. Чует моё сердце, это был не Владыка Владык, а его благоверная Гера.

– И какой же бессмертный покажет нам, где он прячется? – рассеянно спрашивает герой.

Песочный ураган разбушевался; кругом полыхают ужасные молнии, в сотне футов над головами собеседников шипят и сверкают статические разряды: это планетарный ураган порывами налетает на защитное поле Олимпа – эгиду Зевса.

– Никта, – говорит хромоногий.

– Ночь? – повторяет Ахилл.

Мужеубийца, конечно, слышал имя дочери Хаоса, одного из первых наделённых сознанием существ, явившихся из пустого зияющего пространства, которое было в самом начале времен, когда настоящие божества помогли отделить мрак Эреба от сине-зелёного порядка Геи-Земли. Правда, ни в одном из известных ему городов Греции, Азии или Африки не поклонялись таинственной богине. Легенды гласили, будто бы от Никты – причём она справилась в одиночку, без помощи какого-нибудь бессмертного оплодотворителя, – произошли Эрида (Раздор), Мойры (Судьбы), Гипнос (Сон), Немезида (Возмездие), Танатос (Смерть) и Геспериды.