Федор Чешко - Архангелы и Ко

— Чего же тут не ферштейн? — снова пожал плечами афгано-немец. — Тут не ферштейн только, как ты, рашн-донт-андэстэнд, на этом самом рашне говорил с Крэнгом. И с Филом — с секретарем Шостака.

Матвей мысленно чертыхнулся, вслух же рявкнул:

— С ними говорил, а с тобой не хочу. И вообще, забирай-ка все свои рюмки-тарелки и вали на хрен отсюда!

— В результате сбоя в работе командного чиф-компа вместо планового отстрела коллектор-контейнера с отходами санитарно-технических персональных устройств был осуществлен внеплановый санитарный отстрел технического персонала. — Азиат Клаус полюбовался эффектом и прокомментировал: — Из объяснительной вахтенного офицера. Клялись, что не выдумка. За что и выпьем.

Последние слова он договаривал, аккуратно разливая по эрзац-рюмкам содержимое фляжки.

Матвей с сомнением поднес одну из посудинок к лицу и принюхался. Вопреки его ожиданиям, кроме всего прочего налитое пахло и спиртом тоже.

— Не бойся. — Кадыр-оглы ободряюще подмигнул поверх своей рюмки. — Это не какой-нибудь синтезат, а натуральная пшеничная водка. Сам гнал. Из натурального кормового рапса. Прозит!

Перед тем как лихо опрокинуть в рот свой шедевр самогоноварения, он макнул в рюмку мизинец и резким движением отряхнул оный. Потом, роясь в тарелке с сосискообразной закусью, разъяснил:

— Это я принял меры. А то в Коране сказано: «Первая капля вина приведет тебя в ад». Сказано, конечно, не персонально мне, и это не вино… Но страховка — великая движущая сила нашего свободного общества.

Молчанов внимательно осмотрел подвергнутый окунанию Клаусов палец, затем — блаженно жующую косоглазую физиономию… Ни симптомов химического ожога, ни пены на губах вроде не наблюдалось. И Матвей решился.

На вкус «рапсовка» оказалась даже менее гадкой, чем стандартный рацион номер шестнадцать-кэй.

Некоторое время жевали — молча, сосредоточенно и синхронно. Матвей исподтишка рассматривал экс-мичмана, за пьянку выкинутого из военно-космических сил и кем-то подобранного с помойки в капитаны частного корабля. Черт их разберет, эти азиатские лица… Тем более азиатские лица, над природными чертами которых потрудились радиационный загар, перегрузки да садистский космофлотский тренаж.

Судя по внешности, лет Клаусу было что-то между двадцатью и пятьюдесятью. Рожа вроде бы приятная, живая, открытая… Да уж, именно открытая. Такой вот открытой рожей можно что угодно прикрыть. И не слишком ли ловко этот афгано-немец сумел к тебе подладиться, вроде бы всем своим поведением работая на эффект слегка противоположный? Не напоминает ли он этой ловкостью некоего Эм Молчанова? Тот небось очень многим людям запомнился как приятный, располагающий к себе молодой человек… Интересно, какой процент оных многих людей додумался увязать эту приятность-располагательность с понесенными на ровном месте убытками?

Небось вот так же, как сейчас к тебе, — нагло, нахраписто, со слабоумными шуточками, — этот немец афганского розлива подкатился в свое время и к Шостаковому сыну Шостаку (или кто там для блезира числится хозяином «Каракала»?). Подкатился и пролез в капитаны, хотя при всего-навсего мичманской квалификации да еще и с такой причиной увольнения из ВКС нанимать его капитаном не имели ни малейшего права… Впрочем, подкатываться-то нужно было даже не к Шостаку. Подкатываться нужно было к чинушам из департамента по кадровому контролю, без визы которых ни один найм-договор не подписывается. А еще раньше — к заправилам соответствующего профсоюза, которые, между прочим, отставных вояк на дух не переносят — еще даже хуже, чем кораблевладельцев-частников… Ох и скользкий же он небось тип, этот Клаус!

А тем временем скользкий тип Клаус, дожевав очередную псевдососиску, полез за пазуху своей обтреханной офицерки и осторожно, как змею кусачую, выволок оттуда пистолет-деструктор — двумя пальцами за кончик ствола. Выволок, оглянулся — куда бы деть? — и в конце концов пристроил на комп-контактор. И сказал:

— Вот. А лучевку лучше верни Крэнгу. Зачем наживать неприятности на чистой трассе?

Матвей посмотрел на деструктор. Тот был хорош. В магазине такой не купишь даже по спецразрешению (такие по спецразрешению полицейские кладовщики выдают — сами понимаете кому); а, к примеру, Зинка-Глистопродавка, торговый пункт которой некогда располагался под мост-развилкой пятой и восемнадцатой магистралей, за подобные игрушки ломила… нет, не вспомнить уже, но какую-то совершенную несусветицу.

— Сколько? — спросил Матвей.

— Один, — сказал Клаус, наливаючи. — Второй мне и самому пригодится, а больше у меня нет.

— Я спрашиваю, сколько с меня?

Кадыр-оглы поднял глаза от рюмок и хмыкнул:

— Сочтемся при дележе дивидендов. Если доживем. За что и выпьем.

Выпили за «доживем».

Закусывая, Клаус бубнил невнятно:

— Ты его спрячь. И вообще, веди себя осторожней. Имей в виду: этот корабль проектировался под армейцев, тут на тайну личной жизни плевано и растерто. В каждой каюте гляделки. И в коридорах. Везде. Гляделки и подслушки. И блокировки на дверях совсем как настоящие. КАК. Понял? — Он дожевал «сосиску», и речь его несколько повнятнела. — Между прочим, Фил приказал, чтоб пульт контроля всех этих сверчков-светлячков перенесли в шостаковский отсек. Только не вышло. Что-то там у них поломалось, кажется, — я не в курсе.

Молчанов посмотрел на его лучащуюся самодовольством физиономию, осклабился:

— Про «не в курсе» — это ты новоэдемским хлопам мозги форматируй. А вот с кем я на каком языке говорил… Ты это, что ли, по своим под-слушкам да гляделкам вычислил?

— Ага. — Корабельный капитан как-то уж слишком деловито принялся разливать по третьей. — Прем сквозь сопространство, работы — сам небось понимаешь… Вот и нашел себе развлечение. Проще говоря, дер цэрстреунг.

«Врешь ты, сука, а не развлекаешься! — подумал Матвей. — С Филом твоим я по-русски всего парой слов перекинулся, и то в номере. Даже если новоэдемскую гостиницу тоже строили вояки, то уж в ней-то ты капитаном не состоял! И отчего это, по-твоему, должен я „сам понимать", до какой степени у тебя нет работы во время сопространственного перелета? Выходит, ты знаешь, что я училище космотранса окончил, что три года налетал на „кросстаре"… И конечно, все это тебе тоже каракаловские подслушки нашептали, конспиратор ты хренов?!»

Вслух Молчанов ничего этого не сказал. Вслух он продекламировал со значением:

— Смакуя риск, как дитя помадку,

Под градом брани и злых острот

Мы смело резали правду-матку,

Законопатив ей кляпом рот.

— Не понял, — сказал Клаус.

— Подумай, — сказал Матвей.

Они немного посидели молча, потом выпили, потом еще раз выпили, а потом Клаус Кадыр-оглы сказал: