Сэм Хьюз - Отдел антимеметики

Он начинает свой рассказ.

В 1976 году он основал отдел. Всю идею он отшлифовал за одну блистательную неделю, выковал научные основы и получил первый химически чистый мнестик с помощью троицы лично отобранных помощников, первых научных сотрудников отдела антимеметики. До этого ни о каких антимеметических объектах никто не знал — вся операция была предпринята наугад — и тем не менее, группа сразу же наткнулась на золотое дно. Пассивные информационные чёрные дыры, активные хищные инфоядные, незапоминающиеся черви, покрывающие кожу человека, словно пылевые клещики… заразные дурные вести, секреты, хранящие сами себя, живые убийства, китайские кварталы.

Уилер задаётся вопросом, а нет ли в голове Марнесса какого-нибудь более серьёзного изъяна. В его изложении события выглядят безнадёжно романтичными. По опыту Уилер, никто не вспоминает о Фондовской работе с теплотой.

— Но всё произошло так быстро, — говорит Марнесс. — Для разработки условий содержания требуется время, больше времени, чем это занимало у меня. Фонд в целом приобретает за год около десятка новых объектов. Я же один нашёл столько же за какой-то год. Было слишком легко . Как будто я всё это уже знал, просто вспоминал заново.

— А потом… как-то раз я понял, что ничего не помню о своей жизни до Отдела. Я знал, что не один десяток лет прослужил в Фонде оперативником, именно на этой работе я получил «добро» на создание своего отдела, но на этом всё. Словно стена в мозгу, и даже мнестики за неё не пробивались. Я пошёл в архив документов, отыскал своё личное дело, и…

Марнесс не заканчивает предложение. Не потому, что не знает, что дальше сказать, а намеренно. Дальше произошло именно многоточие.

— Через половину рабочего дня ты проснулся у себя за столом и ничего не помнил, — продолжает Уилер. — Ты прошёл по этому кругу ещё с десяток раз, пока кто-то не понял, что происходит, и не вывел тебя из цикла.

Всё это знакомо Уилер. Личное дело по-прежнему там, и антимеметическое воздействие по-прежнему окружает его вторую половину. Всё это могло бы окончиться в секунду, если бы только была возможность прочесть ту вторую половину.

— Когда я собрал доказательства, — продолжает Марнесс, — я нашёл… ну, дыру. Как пазл, в котором только края и уголки. Поэтому я сделал то единственное, что смог — посмотрел, какой формы дыра. И мы с Бартом Хьюзом сформулировали теорию.

— Этот отдел антимеметики — не первый. Был и другой, до 1976 года. Я служил в этом отделе, вероятно, и возглавлял. Кроме меня нет ни одного уцелевшего выходца из этого отдела. С той командой что-то случилось. Какая-то антимеметическая сила сжевала и проглотила саму идею отдела антимеметики. Меня вывели из игры легко, я уцелел. Остальные, кем бы они ни были и сколько бы их ни было, пропали без следа, все до единого.

— Это мы уже и сами знаем, — кивает Уилер. — То завещание ты писал при мне, помнишь? Вопрос известен. Но до ответа не добраться, не убив тебя. Именно этот ответ мы ждали все эти годы. Я здесь для того, чтобы задать тебе вопрос: что произошло?

Марнесс прикрывает рукой правый глаз и морщится. Попытка не удаётся.

— Там пусто. Ты недостаточно далеко отправила меня в прошлое, в голове по-прежнему та стена. Я помню, почему существует вопрос, но я не помню ответа. Надо ещё.

Уилер протирает ему руку и вкалывает ещё десять лет [1].

После того, как начинает действовать вторая доза X, Марнесс кажется другим человеком. На лице снова появляются морщины, на конечностях отрастает мышечная масса, но Уилер не сразу понимает, почему это происходит: она только что заставила его пересечь границу между кабинетным агентом и агентом полевым. Марнесс ушёл в прошлое немного дальше руководящей должности, на которой проблемы решались с помощью правильно выбранных слов, ушёл туда, где он выживал за счёт физподготовки, внимательности к ситуации и практического опыта.

В первый раз за множество лет Марнесс поднимается на ноги. Он оглядывается вокруг, смотрит на мирное золотистое озеро, на небо и на саму лодку. И остаётся стоять. Он разглаживает больничную робу; ему кажется, сейчас был бы уместен свитер и что-нибудь для рыбной ловли. Он запускает руку в свои новые старые волосы. Бакенбарды снова отросли.

— Поначалу мы не были Фондом, — произносит он. — Первый отдел антимеметики был проектом армии США. Его пустили в работу одновременно с проектом «Манхэттен» во время Второй Мировой. Мы звали себя «Немыслимые».

— Началось всё с эксперимента в области усовершенствованной пропаганды. Целью эксперимента было преодолеть физический конфликт и отыскать способ нарушить работу идеологической машины, уничтожить саму идею нацизма. За два года было собрано достаточно теоретических построений, чтобы свести задачу к инженерной. Ещё через два года и для инженерной задачи нашлось решение, и мы построили весьма особенную бомбу.

— К сожалению, мы не понимали, что мы построили. Тогда у нас не было мнестиков, не было экранирования для защиты. Мы не понимали, на сколько шагов вперёд нужно планировать, когда работаешь с такой технологией.

— Нас зациклило. Как по учебнику. Мы собрали немыслимую бомбу, мы взорвали её… и она сработала идеально. Бомба уничтожила себя, стёрла свой успешный подрыв и разровняла все знания, которые были собраны для её постройки. Мы забыли, что вообще собирали бомбу, и начали заново.

— Стоит отдать нам должное, мы довольно быстро догадались, что же могло случиться. Наша работа отстала на четыре года, и объяснить это было никак нельзя. Но к тому времени, когда мы снова сложили головоломку воедино, война почти закончилась. Фашистов победили конвенционным оружием, а японцев сломили первые ядерные бомбардировки. Так что мы собрали вторую антимеметическую бомбу, а затем сидели на ней, как собака на сене.

Мэрион Уилер берёт долгую паузу.

— Армия США, — произносит она с сомнением в голосе, — вела секретный проект по разработке антимеметического оружия ещё в сороковых.

— Ещё б мы не вели, — отвечает Марнесс не очень-то скромным тоном.

— И конечно, на свете нет ни души, кто бы мог это подтвердить.

— Верно, — улыбается Марнесс так, как не улыбался уже не один десяток лет. — Можешь только поверить мне на слово. Миленько, правда? Но всё же ты меня воскресила именно ради этого, так? Чтобы послушать старую добрую военную байку. Господи, как мне не хватало профессиональных бесед.

— Я воскресила тебя потому, что мне нужен ответ на один весьма конкретный вопрос, — перебивает Уилер. — Хотя, как я погляжу, ты уже дал своего рода ответ. Бомба и была тем средством, так? Старый отдел антимеметики…

— «Немыслимые».

— …Каким-то образом себя взорвал.