Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Род/Элеанор улыбнулась ей в ответ.

– Может, я тоже испорчен. У меня есть деньги. И ты мне нравишься. Я не хочу ни на ком жениться. Но здесь у меня много кредитов, и мне нравится быть мужчиной…

– Еще бы! – сказала Рут. – Что за странные вещи ты говоришь!

Поддельный «Род Макбан» не подал вида, что заметил ее слова.

– Я почти решил остаться здесь и наслаждаться жизнью. На Севстралии все богаты, но какой в этом смысл? Скажу тебе, мне там было отчаянно скучно, иначе я бы не рискнул приехать сюда. Да. Думаю, я останусь. Я знаю, что Род… – Она/он осекся. – Я имею в виду, Род Макартур, в некотором смысле мой родственник, сможет заплатить налоги с моего состояния, чтобы я мог остаться здесь.

(– Я это сделаю, – сказал настоящий Род Макбан глубоко под землей.)

– Тебе здесь рады, милый, – сказала Рут Неотсюда поддельному Роду Макбану.

В подземелье О’телекели показал на экран и спросил Рода:

– Достаточно?

– Достаточно, – ответил Род, – но позаботьтесь о том, чтобы она знала: у меня все в порядке, и я пытаюсь ей помочь. Вы можете связаться с лордом Жестокость или еще с кем-нибудь и организовать все так, чтобы Элеанор осталась здесь и сохранила свои деньги? Скажите ей использовать имя владельцев Пастбища рока, хотя я не думаю, что земляне заметят разницу. Она будет знать, что у меня все хорошо, и только это имеет значение. Если ей действительно нравится в копии моего тела, пусть на нее сядет гигантская овца!

– Странное благословение, – заметил О’телекели, – но это можно устроить.

Род остался стоять. Он выключил экран, но не сдвинулся с места.

– Что-то еще? – спросил О’телекели.

– К’мелл, – сказал Род.

– С ней все в порядке, – ответил лорд подземного мира. – Она ничего от тебя не ждет. Она хороший недочеловек.

– Я хочу что-то для нее сделать.

– Ей ничего не нужно. Она счастлива. Не вмешивайся.

– Она не сможет вечно работать эскорт-девушкой, – упорствовал Род. – Вы, недолюди, стареете. Не знаю, как вы управляетесь без струна.

– Я тоже, – сказал О’телекели. – Мне просто выпала долгая жизнь. Но насчет нее ты прав. Она скоро состарится, по твоему времени.

– Я бы хотел купить ей ресторан, тот, которым управляет человек-медведь, и превратить его в место встречи, открытое и для людей, и для недолюдей. Она сможет придать ему романтическую, занимательную нотку, и он будет иметь успех.

– Чудесная идея. Отличный проект для твоего фонда, – улыбнулся О’телекели. – Так мы и поступим.

– А Хозяин кошек? – спросил Род. – Я могу что-то сделать для него?

– Нет, не тревожься о К’уильяме, – ответил О’телекели. – Он под защитой Инструментария и знает знак Рыбы. – Огромный недочеловек умолк, чтобы дать Роду возможность поинтересоваться этим знаком, но Род не обратил на паузу внимания. Птичий гигант продолжил: – К’уильям уже получил свою награду – добрую перемену, которую произвел в твоей жизни. А теперь, если ты готов, мы усыпим тебя, мой сын О’йкасус вернет тебе привычное тело, и ты очнешься на орбите вокруг своей родной планеты.

– А К’мелл? Вы можете разбудить ее, чтобы я попрощался после той тысячи лет?

Хозяин подземного мира мягко взял Рода под руку и повел через огромный зал, ответив на ходу:

– А ты на ее месте захотел бы еще одно прощание, после тысячи лет, которые, по ее воспоминаниям, она провела вместе с тобой? Оставь ее. Так будет милосердней. Ты человек. Ты можешь позволить себе роскошь быть милосердным. Это одно из лучших качеств, которыми обладаете вы, люди.

Род остановился.

– В таком случае, может, у вас найдется записывающее устройство? Она познакомила меня с Землей, спев чудесную песню про птиц, что кричат в вышине, и я хотел бы оставить ей одну из наших севстралийских песен.

– Спой, что хочешь, – ответил О’телекели, – и хор моих помощников будет помнить эту песню до конца жизни. Другим это тоже понравится.

Род посмотрел на недолюдей, которые следовали за ними. На мгновение он смутился при мысли о том, что придется петь перед такой толпой, но потом увидел их теплые, восхищенные улыбки и успокоился.

– В таком случае запомните это и обязательно спойте К’мелл за меня, когда она проснется.

И, чуть возвысив голос, он спел:

Хор пропел все это со звучностью и насыщенностью, каких Род никогда прежде не слышал в этой песне.

– А теперь, – сказал О’телекели, – да пребудет с тобой благословение Первого Запретного. – Гигант склонил голову и поцеловал Рода Макбана в лоб.

Тот счел это странным и заговорил было, но на него смотрели глаза.

Глаза – словно два огня.

Огонь – словно дружба, тепло, приветствие и прощание.

Глаза – которые слились в один огонь.

Он очнулся только на орбите Старой Северной Австралии.

Спуск прошел легко. Корабль был оснащен визиром. Пилот-змея почти ничего не говорил. Он высадил Рода на Пастбище рока, в нескольких сотнях метров от его собственной двери. И выгрузил два тяжелых ящика. Севстралийский патрульный корабль завис над ними, и воздух гудел от опасности, пока севстралийская полиция не приземлилась и не убедилась, что Род прилетел один. Земной корабль с шелестом исчез.

– Я вам помогу, господин, – сказал один из полицейских.

Он обхватил Рода одной механической лапой своего орнитоптера, другой стиснул оба ящика и мощным ударом огромных крыльев поднял машину в воздух. Затем, вскинув крылья, орнитоптер заплыл во двор, ловко высвободил Рода и его багаж и тихо улетел.

Дом был пуст. Род знал, что вскоре явится тетушка Дорис. И Лавиния. Лавиния! Здесь, на этой милой, бедной, сухой земле, он понял, как хорошо Лавиния ему подходит. Теперь он мог говрить , мог слыжать !

Это было странно. Вчера – а вчера ли (по крайней мере, ему так казалось)? – он чувствовал себя очень юным. Но сегодня, после визита к Хозяину кошек, он каким-то образом повзрослел, словно выявил все свои личные нутряные проблемы и оставил их на Старой Земле. В глубине души он знал, что К’мелл принадлежала ему лишь на девять десятых – и что эта одна десятая, самая ценная, прекрасная и тайная десятая ее жизни навеки была отдана какому-то другому человеку или недочеловеку, которого он никогда не узнает. Он чувствовал, что К’мелл никогда больше никому не подарит свое сердце. И все же испытывал к ней особую нежность, которая никогда не повторится. Их связывал не брак, а чистая романтика.