Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Затем пришла очередь маленькой девочки Уэст. Ей выпал Капитан Вау. Увидев это, она заулыбалась.

– Он мне нравится , – сказала она. – С ним так весело драться. От него в моем разуме такое приятное, пушистое чувство.

– Пушистое? Как бы не так, – возразил Вудли. – Я тоже побывал в его сознании. Это самый злобный разум на корабле, без исключений.

– Вы плохой, – объявила маленькая девочка без всякого осуждения.

Глядя на нее, Андерхилл поежился.

Он не понимал, как она может воспринимать Капитана Вау столь спокойно. Его разум действительно был злобным. Когда Капитан Вау приходил в возбуждение в пылу битвы, сознание Андерхилла наводняли беспорядочные образы драконов, мертвых крыс и соблазнительных кроватей, запах рыбы и космический шок, и они с Капитаном Вау, с разумами, объединенными посредством пробойной установки, превращались в фантастический гибрид человека и персидского кота.

Вот почему трудно работать с кошками , подумал Андерхилл. Жаль, что никто другой не может быть напарником. Вступать с ними в телепатический контакт было не так уж плохо. Они были достаточно сообразительными для полета, но их мотивы и желания определенно отличались от людских.

Они были весьма общительными, пока ты посылал им материальные образы, но их разум буквально закрывался и засыпал, если ты цитировал Шекспира либо Колгроува или пытался объяснить, что такое космос.

Было немного забавно осознавать, что напарники, столь суровые и зрелые в космосе, были теми самыми милыми зверьками, которых люди тысячелетиями держали в качестве домашних животных на Земле. Андерхилл неоднократно попадал в неловкую ситуацию, когда отдавал честь самым обычным кошкам-нетлепатам, на мгновение позабыв, что они не напарники.

Он взял стаканчик и вытряхнул свою каменную кость.

Ему повезло – выпала Леди Мэй.

Леди Мэй была самым вдумчивым напарником из всех, что ему доводилось встречать. В ней изящный породистый ум персидской кошки достиг одной из вершин своего развития. Она была сложнее любой человеческой женщины, однако сложность эта полностью состояла из эмоций, воспоминаний, надежд и выделенного опыта – опыта, целенаправленно отобранного без помощи слов.

При первом контакте с ее разумом он поразился его ясности. С ней он вспомнил ее детство. Вспомнил каждое совокупление, что у нее было. Увидел галерею наполовину узнаваемых портретов всех других светобойщиков, с которыми она объединялась для битвы. И увидел себя – блистательного, веселого и желанного.

Ему даже показалось, что он уловил нотку тоски…

Крайне лестная и алчущая мысль: Какая жалость, что он не кот.

Вудли достался последний камешек. Он получил то, что заслужил, – угрюмого, покрытого шрамами старого кота, полностью лишенного живости Капитана Вау. Из корабельных кошек напарник Вудли больше всех походил на животное – коварное и жестокое, с притупленным разумом. Его характер не улучшила даже телепатия. В своих первых схватках он лишился половины ушей. Он был годным бойцом и не более.

Вудли хмыкнул.

Андерхилл покосился на него. Он делает еще хоть что-нибудь, помимо хмыканья?

Папаша Мунтри посмотрел на собравшихся.

– Берите своих напарников. Я сообщу ход-капитану, что мы готовы к выходу Наверх-и-Наружу.

Андерхилл повернул кодовый замок на клетке Леди Мэй. Мягко разбудил ее и взял на руки. Она с наслаждением потянулась, выпустила когти, начала мурлыкать, потом передумала и лизнула Андерхилла в запястье. Его пробойная установка была выключена, и их разумы не контактировали, но по наклону вибрисс и по движению ушей Леди Мэй он уловил смутное удовольствие, которое она испытывала от того, что ее напарником стал именно Андерхилл.

Он заговорил с ней вслух, хотя человеческая речь ничего не значила для кошки, когда не работала пробойная установка.

– Чертовски жаль отправлять очаровательную малютку вроде тебя в ледяную пустоту охотиться на крыс, которые больше и опасней всех нас, вместе взятых. Ты ведь не выбирала эту войну, верну?

В ответ она лизнула его руку, заурчала, пощекотала ему щеку длинным пушистым хвостом, повернулась и посмотрела на него сияющими золотыми глазами.

Мгновение они глядели друг на друга – человек, присевший на корточки, и кошка, вставшая на задние лапы, впившаяся передними когтями в человеческое колено. Человеческий и кошачий взгляды преодолевали пропасть, которую не могли заполнить слова, но которая ничего не значила для привязанности.

– Пора, – сказал он.

Она послушно направилась к своему сфероидному кораблю и залезла внутрь. Он убедился, что ее миниатюрная пробойная установка плотно и удобно прилегает к основанию мозга. Проверил, что когти убраны и она не поранит себя в пылу битвы. Тихо спросил:

– Готова?

В ответ она выгнула спину, насколько позволяли ремни, и негромко заурчала в своей клетке.

Он закрыл крышку, проследил за тем, как герметик заполняет шов. На несколько часов Леди Мэй будет замурована в этом снаряде, пока рабочий с коротким дуговым резаком не выпустит ее после того, как она выполнит свой долг.

Он поднял снаряд и положил в эжекторную трубу. Закрыл створку трубы, повернул замок, уселся в кресло и надел свою пробойную установку.

В очередной раз сдвинул переключатель.

Он оказался в маленькой комнатке, маленькой, маленькой, теплой, теплой , тела трех других людей придвинулись к нему, яркие потолочные огни давили на закрытые веки.

Пробойная установка прогрелась, и комната исчезла. Другие люди перестали быть людьми и превратились в небольшие мерцающие скопления огней, головешки, темно-красные языки пламени с разумом жизни, обжигающим, подобно тлеющим алым углям в фермерском очаге.

Пробойная установка прогрелась еще немного, и он почувствовал Землю прямо под собой, ощутил, как исчезает корабль, как поворачивается Луна на дальней стороне мира, ощутил планеты и горячую, чистую благодать Солнца, что не давало драконам приблизиться к родным краям человечества.

В конце концов, он достиг полного знания.

Телепатически его жизнь протянулась на миллионы миль. Он чувствовал пыль, которую прежде заметил высоко над эклиптикой. С трепетом теплоты и нежности он ощутил, как сознание Леди Мэй вливается в его собственное. Ее разум был мягким и прозрачным – но в то же время острым на вкус его разума, словно ароматическое масло. Ощущение было расслабяющим и надежным. Андерхилл знал, что она ему рада. Это была не мысль, скорее незамутненное приветственное чувство.

Наконец они вновь слились в единое целое.

Далеким уголком сознания, крошечным, не больше самой маленькой игрушки, что он видел в детстве, Андерхилл по-прежнему ощущал комнату, и корабль, и Папашу Мунтри, снимающего трубку и беседующего с ход-капитаном, который управлял кораблем.