Павел Иевлев - Безумные дни

— Этот обозначен зелёным, — тихо сказал Артём, оглядываясь. Они в большой круглой пещере, слабо освещённой чем-то вроде лампадки — простой глиняной плошкой с фитилем. Она потрескивает и неприятно пахнет горелым салом. Борух включил подствольный фонарь и обежал его лучом помещение.

— Это не пещера, — констатировал он, — это бункер какой-то…

Заросшие влажным мхом стены образовывают идеальную полусферу серого ноздреватого бетона со следами опалубки. В одном месте из стены торчит ржавый кран, из которого тонкой струйкой сочится вода. Судя по тому, что помещение не затопило, куда-то она сливается, но пол покрыт тем же зелёным сырым ковром из мха, и сливного отверстия не видно. Напротив крана в стене вмурована мощная стальная дверь, покрашенная серой краской. Там, где краска отслоилась, махрится пышная рыхлая ржавчина. Рычаги на квадратных осях приводов кремальер отсутствуют.

— Замуровали, демоны! — удивлённо сказал Артём. Подошёл и попинал дверь — она не шелохнулась, и звук был глухой, не дающий надежды, что его услышат снаружи. Он попробовал повернуть ось, обхватив её ладонью, но только руки испачкал в ржавчине. — Надо же!

— Забей, — сказал Борух, — и тут подождём, ничего страшного. Ноги только не промочите.

— Нет, ты не понимаешь, — ответил Артём с досадой, — тут мы ничего не высидим…

— Индекс «Т»? — догадалась Ольга.

— Он самый…

— Эй, алло! Я ваших индексов не знаю! — напомнил Борух.

— «Т» значит «транзитный». Тут два репера, входной и выходной. Мы у входного, нам нужен второй.

— Что за нахер? — возмутился майор. — А если до него три дня на оленях и два на собаках? Куда ты завёл нас, эм-сусанин?

— Нет, тогда он не был бы зелёным. Рядом репер, я его чувствую даже. Может, прямо за этой дверью… Будем ждать или сломаем?

— Чего ждать? Чем сломаем? — недовольно спросила Ольга.

— Ну, кто-то же добавляет в плошку ту вонючую дрянь, которая там горит?

Ольга заглянула в плошку.

— Глубокая, — сказала она, — такая неделю гореть может…

— Можно и не дожидаться, — пожал плечами Артём. — Я бы просто срезал дверь.

— У тебя, что УИн есть? — поразилась Ольга. — Их теперь и м-операм дают?

— Ну, вообще-то мне его выдали не как оператору, а как монтажнику, — скромно ответил Артём. — Но да, он у меня есть.

— Ты вытащил продукцию списка «А» из Коммуны? — Ольга присвистнула. — Ну, ты даёшь, дорогой…

— А что, нельзя было? Мне никто не сказал. Да вон, у тебя и винтовка…

— Винтовка по списку «Б», мы их продаём даже… — покачала головой Ольга. — А у тебя УИн в межведомственный зазор проскочил — монтажное управление не знало, что ты оператор, а безопасники — что монтажники выдали тебе прибор. Ты по возвращению, главное, не ляпни, что ты его с собой таскал…

— Позасекретят всё, а потом сами мучаются, — проворчал Борух. — Режь давай, к чёртовой матери, пока у нас тут ласты на ногах не выросли. Примерно… тут, тут и тут. И с другой стороны симметрично. На ладонь глубины.

Борух нацарапал на двери кончиком ножа предполагаемое расположение запорных штырей. Артём достал из поясного чехла серый металлический цилиндр, в торце которого выступает двуцветный клинышек из двух сходящихся в одну грань треугольных призм чёрного и белого камня, и двинул ползунок выключателя. Отрегулировал двумя кольцами язычок рабочего луча в длинное узкое лезвие синего света и без малейших усилий провел им в отмеченных местах по периметру. Уперся в край ладонью и с усилием толкнул от себя. Дверь с неприятным скрипом стронулась и пошла.

— Стоп, погоди! — остановил его Борух. — Дальше я сам, отойди.

Он посветил в щель подствольным фонарём, потом открыл пошире, аккуратно выглядывая в темноту.

— Что-то тут… — сказал он неуверенно. — А, понятно… Долго бы мы его ждали!

— Кого? — спросила Ольга.

— Фонарщика здешнего. Вот он, болезный, лежит…

В тёмном бетонном коридоре с пустыми кабельными крюками по стенам лежит, вытянувшись, тело. Артёму не очень-то хотелось его разглядывать, но он успел заметить в свете фонаря лысину и разбитый кувшин с каким-то жиром. Похоже, человек действительно шёл заправить плошку — но не дошёл.

— Что с ним? — спросила Ольга. Винтовка её была в рабочем положении и взята наизготовку.

— Он умер, — констатировал Борух. — Пулевое в грудь. Лежит не долго, это жир так воняет, не он. Но уже остыл. Несколько часов, должно быть.

Аккуратно обойдя труп, они прошли по коридору вперёд. Метров через десять коридор разветвлялся. Длинная его часть подсвечивалась дневным светом и, очевидно, вела на улицу. А короткий отнорок заканчивался невдалеке такой же железной дверью.

— Скорее всего, там выходной репер, — сказал, прислушавшись к своим ощущениям, Артём. У него как будто потянуло под сердцем лёгоньким сквознячком, хотя воздух в тоннеле был неподвижен. — Да, определённо он там.

— Проверяем, — коротко сказал Борух.

Дверь оказалась открыта, внутри симметричное входному помещение — даже торчащий из стены кран тоже течёт, наполняя купол противной влажностью. В середине торчит из пола черный цилиндр реперного камня.

— Здесь кто-то совсем недавно прошёл… — сказал майор, разглядывая грязный сырой пол. — Несколько человек, у всех ботинки с одинаковой трекинговой подошвой. Прошли к реперу — и ушли через него, обратных следов нет…

— Получается, наши? — неуверенно сказала Ольга. — Ничего не понимаю…

— Не видел у наших такой обуви, — покачал головой Борух. — Они либо в сапогах по привычке, либо в армейских с городского склада. А тут рисунок вообще незнакомый.

— Так репер же… — Артём впервые видел Ольгу в такой растерянности. — Ты не понимаешь! Никто, кроме…

— Этого я не знаю, — сказал, вернувшись в коридор майор. — Это просто следы. Мало ли кто во что обулся…

Он вернулся на развилку, прошёл до входного помещения, ещё раз внимательно проверил труп и дверь.

— Будем снаружи осматриваться или свалим от греха? — спросил он.

— Будем! — твердо ответила Ольга. — Тут творится что-то очень странное.

Проход наружу заканчивается большими железными воротами, створки которых открыты так давно, что уже вросли нижним краем в землю. Густо заплетённый вьющимися растениями входной тамбур выглядит даже симпатично. За ним открылась тенистая аллея, дорожка которой отсыпана мелкими камушками кремового оттенка, ограждена каменными бордюрами и тщательно выметена от листвы. Такая же вполне могла быть где-то в европейском городском парке. Несколько портили благопристойный вид только валяющиеся тут и там трупы людей. Если убитый в тоннеле «фонарщик» был одет во что-то вроде монашеского балахона, то эти выглядели при жизни вполне светски — обычная городская одежда: брюки, рубашки, платья… Сейчас они лежали, нелепо раскинувшись в лужах свернувшейся крови. Женщины, мужчины, несколько детей…