Павел Иевлев - Безумные дни

Артём, закончив, перешел к ответам на вопросы, и я, кажется, начал понимать, почему ему нравится Коммуна. Здешние дети… Это было что-то с чем-то. Никаких тупых шуточек, никакого гыгыканья, ни единой попытки развлечься за счёт лектора и покрасоваться перед одноклассниками. Им было действительно интересно — они задавали продуманные, хорошо сформулированные вопросы, внимательно слушали ответы, уточняли и переспрашивали… И одновременно эти вопросы и недоумения по самым базовым понятиям нашего мира, наглядно выдавали тот факт, что жизнь тут устроена как-то совершенно иначе. Не берусь судить, лучше или хуже — но по-другому. И на детях это «другое» сказывается самым наилучшим образом.

— Коммунары! — призвал зал к вниманию Артём. — Сегодня у нас в гостях ещё один человек из материнского мира. Его зовут Сергей…

— Здравствуйте, Сергей! — разнобой детских голосов.

Вот падла, как подловил, а?

— Давайте попросим его ответить на ваши вопросы?

— Пожалуйста! — заголосила аудитория. — Мы просим!

Мысленно проклиная хитрого Артёма, я спустился с заднего ряда, где скромно сидел, к кафедре лектора.

— Здравствуйте, э… коммунары, — сказал я неловко. — Я не ожидал, что мне придётся сегодня выступать, так что не очень готов. Тем не менее, постараюсь ответить, в меру своего понимания.

Несколько секунд всеобщего молчания поселили было во мне надежду, что желающих задавать вопросы не найдётся — но нет, они, оказывается, просто собирались с мыслями.

Первым совершенно по-школьному, с опорой локтя на ладонь, поднял руку серьёзный мальчик из первого ряда. Ох уж мне эти школьники с первых парт…

— Скажите, пожалуйста, а в чём заключалась ваша работа в вашем мире?

Я задумался. Как объяснить этим детям, что я анализировал то, о чём они не имеют ни малейшего понятия, размещённое в среде, которую они не могут себе представить, чтобы предсказывать явления, которых у них нет?

— Я читал то, что пишут о себе и мире другие люди, чтобы прогнозировать их возможное поведение, — ответил я обтекаемо, надеясь, что на этом от меня и отстанут. Но не тут-то было!

— А зачем вашему обществу потребовались эти прогнозы? — вцепилась в мой ответ кудрявая прелесть в сарафанчике.

Девочка, тебе бы в куклы играть, а ты про аналитику медиатрендов интересуешься…

— В первую очередь для того, чтобы моё общество было готово к действиям конкурентных обществ и могло давать адекватный ответ на попытки манипулирования общественным мнением.

— А зачем манипулировать общественным мнением? — спросил какой-то очкарик из середины зала. Твою мать, вот что я не представился автомехаником?

— С самыми разными целями, — начал я, вздохнув. — В тактическом пределе манипулирование всегда направлено на получение малыми группами контроля над многократно бо́льшими. В стратегическом — получение контроля над ресурсами социума, будь то материальные ресурсы, вроде ископаемых, трудовые ресурсы (в виде дешёвой рабочей силы) или такой сложный вид вторичного ресурса, как контроль за рынками сбыта. Но начинается всё, повторюсь, с перехвата контроля меньшинства над большинством… — боже мой, что я несу? Это же дети!

Но ни фига, детей это только раззадорило.

— А как же меньшинство может контролировать большинство?

— За счёт формирования информационной картины мира. Если людям долгое время говорить, что мир устроен не так, как на самом деле, они через некоторое время начинают в это верить.

— Но ведь они же могут посмотреть вокруг и убедиться! — выкрикнул кто-то в азарте, не подняв руку.

— Это не так, — покачал головой я. — Люди настолько привыкли доверять авторитетным источникам, что склонны игнорировать реальность, если она им противоречит. Есть такой термин — Аристотелева муха. Вы знаете, кто такой Аристотель?

— Да, да! — послышалось из зала. Интересно, им тут дают историю нашего мира? Или только философию с логикой?

— Аристотель в одном из своих трудов написал, что у мухи восемь ног. И, хотя это утверждение элементарно опровергалось простейшими наблюдениями, авторитет его был столь велик, что никому и в голову не пришло сомневаться.

В зале засмеялись.

— Но это первый уровень авторитетного манипулирования, — продолжил я. — Второй же состоит в том, что ничего такого Аристотель не писал, эта история полностью выдумана, что не мешает ей быть приводимой в качестве назидательного примера по поводу и без. И эта авторитетность уровня «но все же знают, что…» куда более опасна. Аристотель такой один, а вот массовых заблуждений «все знают, что…» можно создать сколько угодно в любой момент. И вот для всех Аристотель уже не величайший мыслитель своего времени, а придурок, не умевший сосчитать мухе лапки. В общем, парадокс информационной среды в том, что для авторитетного манипулирования не нужен авторитет, надо лишь иметь достаточно широкий канал вещания…

Вопросы сыпались один за другим, я изнемогал в попытках на ходу сформулировать законы информационного общества для людей общества совершенно другого.

— Но почему люди так восприимчивы к манипулированию? — спросил кто-то.

— Потому что в массе своей они идиоты… — ляпнул я откровенно, но не подумавши. Устал сильно.

Ненасытные детишки, наверное, расклевали бы мой бедный мозг до нижнего ганглия, но, к счастью, вмешался Артём:

— Коммунары, коммунары! — сказал он, громко хлопнув в ладоши. — Всё, закончили. Сергею надо отдохнуть.

— Спасибо, спасибо! — загалдел зал.

— Вы ещё к нам придёте? — спросило что-то мелкое в косичках.

— Вряд ли, — честно признался я. — Завтра утром я надеюсь покинуть Коммуну навсегда.

— У-у-у… — пронеслось по залу разочарованно, но тихо.

Когда мы хромали обратно в жилой корпус (то есть, Артём хромал, а я задумчиво шёл рядом), он спросил у меня:

— Ну, как тебе?

— Ты это проделываешь регулярно? — в свою очередь спросил я. — Ты герой. Титан духа. Я с армии так не уставал. Чувствую себя так, как будто пробежал в противогазе десять километров и на финише выбил головой ворота части. Забыв надеть каску.

— Да ладно, — засмеялся Артём, — ты отлично держался для первого раза. И всё же?

— Да, я понял, о чём ты, — не стал увиливать я. — Ты не зря показал мне этих детей. Они странные, но хорошие. У дурных людей таких детей не бывает. Но моя лояльность Коммуне по-прежнему невысока, извини.

— Я понимаю, — вздохнул Артём. — Просто помни о том, что на кону их жизни.

Я ничего ему не ответил, но про себя подумал, что в гробу видал попытки повесить на меня такую ответственность. Нашли, блядь, крайнего. Вот именно такими словами и подумал. Устал я что-то.

Когда вернулся в комнату, Лена уже спала, дыша во сне ровно и спокойно. В свете ночника лицо её было таким родным, милым и домашним, что я чуть не расплакался, честное слово. Очень всё же страшно это — смотреть на жену и понимать, что на самом деле это какая-то неведомая ёбаная хуйня из тьмы веков. Хотя ведь где-то там есть и она, прежняя моя Ленка? Пристроился рядом, не раздеваясь, и почти сразу заснул.