Павел Иевлев - Безумные дни

Во дворе было очень людно. То есть, по контрасту с практически пустым городом, а так — несколько десятков человек. В свете тусклых фар «Раскоряки» они выглядели, как оживлённые чёрной некромантией трупы помоечных бомжей. Драные, грязные, больные и истощённые, они сидели прямо на земле, глядя на раскрытую подвальную дверь здания.

Я остановил машину и погасил фары. В лунном свете это собрание выглядело ещё более странным.

— Куда нам? — спросил у Лены без особой надежды на ответ.

— Туда! — она уверенно указала туда же, куда смотрели эти несчастные.

Мы вылезли из машины и медленно пошли к дому. Я на всякий случай вытащил пистолет, хотя в кого тут стрелять, было решительно непонятно — сидящие на земле выглядели слишком хреново, чтобы на кого-нибудь нападать. Хотя, конечно, человеку никогда не бывает достаточно плохо, чтобы он не мог сделать хуже другому.

— Уходите! Уходите отсюда! — закричал из темноты подвала тонкий женский голос. — Уходите, спасайтесь! Идите к кордону, вас выпустят!

Мы переглянулись, но, кажется, голос обращался не к нам. Мы шли вдоль стены, и нас из той двери просто не было видно.

— Брось, Ир, они не уйдут! — сказал кто-то кричавшей. — Пошли в убежище, до полуночи осталось всего ничего.

— Но они же все погибнут! — женский, а скорее, даже детский голос чуть не плакал.

— Мы ничего не можем с этим сделать, — уговаривал её второй голос, тоже молодой, но мужской. — Мы и сами-то вряд ли выживем…

Вот молодец, умеет успокоить девушку!

Мы уже почти подошли к спуску в подвал, когда из темноты кто-то рявкнул:

— А ну стоять! Ещё шаг — и я не промахнусь! — и это уже точно было нам.

Мы встали, где стояли. Я крутил головой, не видя того, кто это сказал. Мы стояли, освещённые лунным светом на фоне белой стены, как ростовые фигуры в тире, а в какой тени скрывался он — неизвестно. Неприятная ситуация.

— Ну да, Мак, ты точно не промахнёшься! — сказала вдруг Марина. — Кто угодно, но не ты, верно?

— Ма… Марина? — голос стал таким удивлённым, как будто его обладатель увидел перед собой призрак коммунизма. — Маринка, ты ли это?

— Во плоти, Мак!

— Только у тебя хватает наглости называть меня так, как будто я гамбургер какой-то… — из тени вышел мужчина с двумя пистолетами в руках. — Но как же я тебе рад!

Он убрал пистолеты куда-то под куртку, и эти двое обнялись так, как обнимаются только очень близкие и очень давно не видевшиеся люди. Они стояли, вцепившись друг в друга, Марина положила голову ему на грудь, а он обхватил её руками и прижал к себе.

— Маринка… Я искал тебя! Как же я тебя искал…

— Это долгая история, Мак, — ответила она. — Но как только смогла, я пришла.

— Кто там, Македонец? — спросил молодой мужской голос из подвала. — Нам пора, ты не забыл?

— Ах да, — он скривился, — Марин, тут такое дело… Кажется, нас вот-вот будут убивать. Тут в подвале есть противоатомное бомбоубежище, так что небольшой шанс…

— Э… — осторожно обратил я на себя внимание, подходя. — Привет.

Македонец, наконец, поднял на меня глаза от макушки свой драгоценной Марины.

— А, это ты…

— Мы знакомы? — удивился я.

— Ну, как тебе сказать… Больше с женой твоей, конечно. Не сочти за пошлость. О, вот и она… Вернулась?

Подошедшая к нам Лена не удостоила его ответом, только напомнила о нашей цели:

— Корректор! — и указала пальцем в подвал.

— Да, я как раз хотел поинтересоваться, — сказал я, — некий корректор вам не попадался? Редакторов чур не предлагать.

— А вам зачем? — напрягся Македонец.

— Ну, как бы это сказать… Разыскивают его. Вроде родственников.

— Хрен я им Ирку отдам! — из подвала выскочил костлявый худой юноша. Бледный со взором горящим, как положено. — Это что ещё там за родственники выискались?

— Ирку?

— Это я Корректор, — на свет лунный выбралась девица того странного возраста между девочкой и женщиной, когда всё очень сложно. Сидящие на земле оборванцы зашевелились, как будто потянувшись к ней.

— Давайте всё обсудим в убежище, — сказал Македонец. — До полуночи несколько минут. Я ещё надеюсь, что меня просто пугали, что пожалеют город — но лучше не рисковать.

— У меня есть другое предложение, — ответил я. — Давайте покинем этот срез, и у нас будет куча времени для обсуждений.

— Он блокирован… — начал Македонец. — Или… Марина?

— У нас есть подходящий транспорт, — сказала она, и ей он сразу безоговорочно поверил.

— А что будет с ними? — спросила юная девица.

— Как только ты покинешь срез, — веско сказала Марина, — с ними всё будет хорошо. Тебе, девочка, не повезло стать ключевой фигурой. И повезло, что есть люди, которым на это не наплевать. Так что берите вещи, если есть, нам пора.

Македонец подошел к стоящему у ограды лифтованному «Патриоту», в котором я с удивлением узнал машину группы Андрея. Как всё плотно переплелось в последнее время! Он вытащил из багажника большой рюкзак и накинул на плечо какую-то массивную винтовку, очень похожую на те, что были у Комспаса.

— Я готов, — сказал он коротко.

Когда все уселись в «Раскоряку», он вдруг вспомнил о чём-то.

— Секунду!

Достал из кармана массивный телефон с антенной, зажал кнопку, дождался ответа и сказал кому-то:

— Договор будет выполнен прямо сейчас. Прощайте, — и отключился.

Я посмотрел на часы — было без трёх минут полночь. По голливудскому стандарту они сейчас отсчитывали бы в камеру последние секунды под тревожную музыку, но, как по мне, и так достаточно драматично.

Лена положила руки на планшет, и от этого мира остался только лунный свет над Дорогой.

Надо же, и этот день пережили.

Если бы рыжей не было так очевидно всё равно, я бы перед ней извинился. Да, ушла она от нас некрасиво, но за Маринку я готов был простить кому угодно и что угодно. Рыжей было плевать на мои извинения — она внимательно смотрела на свою чёрную доску, иногда касаясь её рукой. То ли была за штурмана, то ли за Харона.

Мы втиснулись на заднее сиденье вчетвером — я не мог оторваться от Марины, Сеня — от своей Ирки. Хорошо, что эти двое худые, как с голодного края. Сидели, попарно обнявшись, Сеня что-то шептал на ушко своей зазнобе, ушко краснело. Бородатый муж рыжей сосредоточенно рулил. Вокруг было туманно и удивительно, но я только косился на лежащую у меня на плече голову и ни на что не обращал внимания.

— Куда мы, Марин? — в конце концов спросил я.

— В Коммуну, — ответила она. — Хватит тебе внештатником ошиваться, будешь вместе со мной службу тащить. Там, правда, проблемы сейчас…

— Проблемы?

— Ну, так ерунда — но пострелять придётся много.

— Пострелять — это мы запросто, — согласился я. — Ты да я — мы кого хочешь перестреляем!