Павел Иевлев - Безумные дни

— Я не сомневалась ни секунды, — ответила моя любимая женщина.

— Как ты выбралась? — не удержался я от вопроса. — Я почти взял Андираоса, но вот он, — я показал на спину водителя, — успел первым.

— Ну, вот он мне и помог, — она кивнула на ту же спину, водитель заёрзал, — а ещё просто повезло. Но ты же знаешь — меня так просто не удержать.

— Спасибо тебе! — сказал я мужу рыжей. — Я твой должник.

— А кстати, Сергей, — спросила она его. — Куда Андрей делся? Мне Ольга не успела рассказать.

— Альтерионцы его отжали, — ответил тот. — Не та была ситуация, чтобы спорить.

— Жаль, — сказала Маринка. — Но если честно, альтери ему устроят такую жизнь, что он ещё пожалеет, что я его не зарезала. Их гуманизм настолько гуманен, что мне его даже немного жалко.

— Стой, — скомандовала вдруг рыжая. Её муж послушно остановил машину. Мы оказались в сооружении из четырёх сросшихся вверху чёрных каменных арок, накрывших перекрёсток на дороге.

— Почему встали? — спросила Маринка.

— Нас ждут, — ответила Лена.

От угла отделилась чёрная фигура в капюшоне — не то монах, не то палач. Веяло от неё чем-то таким, что я машинально потянул из-под куртки пистолеты. Марина придержала мои руки:

— Не надо, это Хранитель. Мне тоже от них дурно, но сдержись, пожалуйста.

В туманном окружении дороги силуэт Хранителя выглядел как-то резко, чересчур реально, что ли. Как будто он полностью здесь, а мы — не совсем.

— Спасибо за корректора, они воплощаются всё реже. У вашего среза ещё есть шанс залечить нанесённую им рану.

— Кто я такая? — резко спросила Ирина. Она отбросила руку Сени со своего плеча и встала в машине в полный рост.

— Ты — корректор, потенциальный Хранитель. Твой мир породил тебя тяжестью своей судьбы. Твоё воплощение почти разрушило его.

— Что со мной будет?

— Ты пойдёшь со мной.

— Я с ней! — неожиданно вскочил Сеня. — Я её никому не отдам!

— Это возможно, — после паузы сказал Чёрный.

— Сень, ты рехнулся, — дёрнул я его за штанину. — Это её судьба, не твоя.

— Македонец, — горячо заговорил Сеня, — тебе же больше не нужен напарник! Ты нашёл свою женщину, ты будешь в Коммуне, при службе, семью заведёшь. А я уродец, мне всё равно среди людей места нет. И я её люблю!

— Я с ней! — сказал он Хранителю решительно и взял Иру за руку.

— А я с ним! — сказала эта бестолочь малолетняя.

Эх, Сеня, Сеня…

— Не скучай, Македонец, я найду тебя!

Они спрыгнули из машины и пошли.

— А моя жена? — мрачно спросил Сергей. — Что с ней будет?

Хранитель пошевелился под своим балахоном. Рыжая внезапно обмякла и начала валиться на бок. Муж подхватил её и удержал.

— Я переместил потерянную сущность, дав ей новую судьбу, — сказал Хранитель. — Твоя женщина проснётся и не будет ничего помнить. Держитесь подальше от наших путей, они не приносят людям добра.

Хранитель сделал шаг назад и исчез. Вместе с ним исчезли Сеня с Ириной и Сергей с Леной.

— Алё, а кто-нибудь умеет управлять этой штукой? — опомнился я.

— Я не то чтобы умею, — сказал Марина задумчиво, — но до Коммуны доберёмся. У нас с тобой большие планы!

— Это какие же?

— Сначала у нас будет много секса, стрельбы, секса, интриг, стрельбы, засад, стрельбы, секса и прочего веселья. Да, я упоминала про секс и стрельбу? Они тоже будут. А потом стрельба закончится, останется только секс. И ты сразу сделаешь мне маленького Македончика. Как тебе такой план?

— Так чего ж мы ждём, чёрт побери? Куда нажимать, чтобы эта телега поехала?

Ночная заварушка поневоле прошла мимо. Повреждённая нога разболелась так, что пришлось принять снотворное, иначе не мог заснуть — и в результате благополучно всё проспал. Так что первые интерпретации новостей услышал в столовой — мол, ночью кто-то напал, но наши героические милиционеры… Кто напал? Как напал? Зачем напал? — Тут у каждого мнение было своё. Но все сходились на том, что мы им ещё не так наваляем! За столиками говорили, что надо записываться в ополчение. Сам факт того, что впервые за историю Коммуны кто-то сумел не просто найти сюда дорогу, но и перетащить достаточные для нападения силы, почему-то никого не волновал. А Артём думал, что вот он, например, не знает, как провести через репер больше шести человек. И уж точно не знает, как протащить машину. И то, что это знают те, другие, его пугает — потому что неизвестно, что ещё они знают такого, чего не знаем мы.

Ольга была на каких-то совещаниях, куда Артёма не звали. Уроки в школе были перенесены, монтировать сеть было не с кем — все записывались в ополчение. Артём чуть ли ни впервые оказался не у дел, поэтому и не знал, чем себя занять. Встреченный на улице Борух был в форме и бронежилете, при оружии и серый от усталости. Он тоже куда-то спешил, что-то организовывал и что-то готовил к обороне, но, сжалившись над раненым товарищем, уделил пять минут короткому рассказу. К счастью, он был непосредственным участником и умел выделять главное, так что ситуация получила полнейшую определенность.

Коммуна запоздало, но энергично перешла к обороне, хотя военные в один голос говорили, что атака не повторится. Такая атака, как была этой ночью и к отражению которой все теперь готовились. А какой будет атака следующая — никто не знает и даже предположить не может. Потому что возможности противника принципиально неизвестны. По этому поводу на совете сейчас драли глотку Первые, включая Ольгу, которая ухитрилась чем-то так с утра зацепить Палыча, что он впервые поставил вопрос об её исключении из Совета. Это был бы прецедент — до сих пор любой из Первых считался членом Совета автоматически, даже если ни разу не участвовал в обсуждениях. Однако это даже рассматривать не стали, и теперь Ольга с Палычем орут друг на друга на равных, уже, говорят, голоса посрывали. В чём разногласия — Борух не знал и знать не хотел, потому что когда будет надо, до него доведут «в части касающейся», а пока это говорильня и потеря времени. Совет он вообще называл не иначе как «наш ебанариум». Рассказав всё это, он торопливо распрощался и убежал проверять какие-то МВЗ 31 31 Минно-взрывные заграждения. , что бы это ни было.

Оставшийся в одиночестве Артём сел на лавочку, со вздохом облегчения вытянул больную ногу и задумался. Кажется, жизнь его, которая только начала было обретать черты определённости, в очередной раз собиралась осыпаться к чертям. Коммуна, казавшаяся оплотом стабильности, где всё распланировано, продумано и более-менее разумно устроено, оказалась под атакой и в осаде. И что теперь будет дальше — совершенно непонятно. Его женщина, которую он уже привык считать почти женой и на дальнейшую совместную жизнь с которой он строил планы, показала себя не то чтобы с неожиданной стороны, но… Скажем так, с той стороны, которую он в ней подозревал, но предпочёл бы не видеть. Теперь он сам не был уверен, как к ней относиться дальше. А главное — кажется, в этом не была уверена она. С момента возвращения в Коммуну они ни разу не разговаривали. Да, конечно, она была очень занята, ситуация более чем кризисная. Но он уже достаточно её изучил, чтобы понимать — она его избегает. Осталось понять, что с этим делать, и надо ли вообще делать что-то. Может быть, дать ей время разобраться?