Сергей Михайлов - Пост

Младенец, вдруг, перевернулся на живот, быстро сполз ногами на пол, и остановился на секунду у лавки. Потом крутнул головой, словно пытаясь сориентироваться и направился к столу. Совсем не так, как ходят младенцы - медленно и неуверенно. Нет, он быстро протрусил до ножки стола, в два приема залез на стоявшую рядом грубую табуретку и оттуда перебрался на стол. Я, лишь молча смотрел на то, что происходит. Даже забыл, что про собственное положение.

Я не видел, что ребенок делает на столе, заметил только разгоравшийся голубой свет в той стороне. Яйцо! Сообразил я. Что он с ним делает? Однако Иван затих ненадолго, через полминуты он вернулся к краю стола, опять развернулся задом и повис на ручках. Спрыгнул, минуя стул, сразу на пол и повернулся ко мне. У меня отвалилась челюсть - в руках у Ваньки был нож. Тот самый, который я хотел оставить еще на пароме, казавшийся мне слишком тяжелым. Я почти догадался, что он хочет сделать, но боялся полностью поверить в это, чтобы не сглазить.

Малыш подошел ко мне и заглянул мне в глаза. Это опять был совсем не младенец. Тот, ребенок, что только что плакал на руках у людоеда и вообще, всячески изображал грудничка, исчез. Внимательный холодный взгляд, лишь мельком скользнул по моему лицу. Он выдернул из ножен клинок и ухватился за веревку, спутывавшую мне руки. Через секунду я почувствовал, как нож врезается в крученую бечевку.

- Давай, давай, Ванюшка! - подбадривал я его. Я боялся, что двери вдруг откроются, и все окажется зря. Через полминуты, показавшейся мне вечностью, я почувствовал, что путы на руках ослабли, и рванул их. Ура! Я смог выдернуть руки, однако подняться не сумел. Осторожный дед, оказывается, привязал меня к топчану. 'Похоже, не зря он сумел выжить так долго', - мелькнуло у меня в голове.

Иван тем временем перешел к следующей веревке и через несколько секунд я смог присесть. Это оказалось не так легко. Видимо в отключке я пролежал очень долго - тело затекло, и когда начал подниматься, мышцы спины свело. Я даже закричал от пронзившей тело боли и грохнулся обратно на топчан. В этот момент за дверью загремела щеколда.

- Быстрей, - умоляюще зашептал я и задергался, пытаясь освободиться. Однако, 'леший' уже появился в дверях. Реакция у него была звериная - шагнув в избушку он сразу сообразил, что происходит. Бросил что-то, что было у него в руках, заорал, перехватил дубину и кинулся ко мне. Я дернулся изо всех сил, но ноги были еще не освобождены, и я смог только упасть с лежанки. При этом так неудобно, что ноги остались на топчане.

Страшная деревяшка падала мне на грудь. Проломит - мелькнула обреченная мысль. Я дико заорал и попробовал увернуться. И вдруг я почувствовал, что ноги свободны - Ваня успел. Реакция в этот раз у меня оказалась не хуже, чем у твари - в миллисекунды я успел крутнуться и уйти из-под удара. Дубина со страшным грохотом обрушилась на лежанку. Пока людоед опять замахивался, я попытался подняться, но не успел, 'леший' пнул меня под ребра своим громадным сапогом. Удар был так силен, что меня даже откинуло в угол. Я задохнулся.

Старик победно зарычал, опять вскинул палицу и двинулся ко мне. Теперь он не торопился - понял, что я не успею оклематься. Я действительно, был как в тумане - боль опоясывала меня. Мои глаза никак не могли поймать фокус. Вдруг я уловил, что какое-то темное пятно кинулось из-под лежанки в ноги людоеду. Победное рычание резко сменилось на злобный вой и маты. 'Леший' завалился во весь свой громадный рост. Дубина вылетела из рук, прокатилась по полу и остановилась возле меня.

Надо вставать, билось у меня в голове, надо вставать...

Держась одной рукой за горевший огнем бок, я поднялся и подобрал дубину. Страшила поднял голову, увидел меня и попробовал подняться, однако ему это не удалось. Зрение наконец вернулось ко мне, и я увидел, что возле ног верзилы блестит черная лужа. Не сразу сообразил, что это кровь. Я, шатаясь, поднял дубину и попытался попасть по лохматой голове. Нормального удара не получилось, 'леший' дергался, пытаясь отползти от меня, и я лишь вскользь задел его по голове. Тяжелая дубина перевесила, и я полетел вслед за ней. Старик хоть и истекал кровью, но сдаваться не собирался - он поймал меня своими железными лапами и, перебираясь по телу, потянулся к горлу. Я опять оказался под ним. Страшное заросшее лицо, оказавшееся совсем рядом с моим, было залито кровью - палица снесла ему большой кусок кожи вместе с волосами. Кожа болталась, закрывая ему глаз. Старик рычал и постоянно дергал головой, стараясь откинуть окровавленный лафтак.

Я тоже зарычал и начал обрабатывать его рожу кулаками. Я вкладывал в удары всю силу, но, похоже, он ничего не чувствовал. Даже не пробовал увернуться. Его рука сомкнулась на моем горле и начала сжимать словно клещи.

Мои удары начали слабеть, я задыхался. 'Вот теперь уже точно все, - понял я. - Так и не увижу Ольгу'. Я сдался, и перестал дергаться, все было бесполезно. Но, вдруг, я почувствовал, что в моей ладони что-то появилось. Затуманенный мозг еще не сообразил, что это, а тело уже сработало. Я собрал последние силы, схватил левой рукой висевшие надо мной космы, а правой воткнул нож в глаз врага. Тот забился, но я держал волосы мертвой хваткой и давил на рукоять, загоняя железо все глубже и глубже.

Потом оттолкнул бившееся в агонии тело и отполз в сторону. После этого меня вывернуло, похоже, людоед отбил мне внутренности. Лишь отдышавшись после приступа рвоты, я попробовал подняться. С третьей попытки это удалось. Я оглядел себя и меня опять чуть не вырвало - грудь, руки и лицо были в грязи, крови и блевотине. Сил не было даже пошутить по этому поводу. Мысль, что срочно надо закрыть дверь гнала меня вперед. Я дернул дверь, задвинул громадный засов и лишь тогда позволил себе расслабиться. Добрел до стола и опустился на табурет. Теперь надо прийти в себя, но было еще одно дело. Я оглядел комнату и тихо позвал:

- Ваня, вылезай. Ты где?

Тишина.

- Иван, - я забеспокоился и позвал громче. - Ты куда делся?

Я упал на колени и заглянул под топчан, больше тут спрятаться было негде. Но его не было и там.

- Ванька! - закричал я. - Выходи, не пугай меня.

Вдруг мне показалось, что из-за приткнувшейся в углу печки-буржуйки исходит едва заметное бледное сияние. Я поднялся и похромал туда - последняя схватка опять разбередила рану.

- Вот ты где, - облегченно выдохнул я. Если честно, то я теперь боялся его - ведь он явно не ребенок, а если и ребенок, то внутри его живет кто-то другой. Холодный, без капли эмоций взгляд во время резни - это было, пожалуй, самое страшное. Но я все равно был ему благодарен.

Ванька забился в самый угол между печкой и стеной. Словно самую большую драгоценность, он прижимал к себе бледно светившееся яйцо. 'Когда успел стащить его? Оно же вроде на столе лежало. Похоже, пока мы боролись. После того как подсунул мне нож'.