Мэтт Хейг - Полночная библиотека [litres]

Такие дежавю случались все чаще. Да, конечно, были и случайные ошибки – например, «забывание», что у Эша астма (которую он пытался контролировать бегом):

– И как давно она у тебя?

– С семи лет.

– О да, конечно. Я думала, ты говорил «экзема».

– Нора, с тобой все хорошо?

– Да. Хм, нормально. Просто я выпила вина с Ларой за ланчем и слегка выпала из контекста.

Но постепенно эти ошибки стали возникать реже. Словно с каждым днем по кусочкам складывалась мозаика, и с добавлением элементов становилось все легче понимать, как выглядит отсутствующая деталь.

В то время как в других жизнях она постоянно искала подсказки и чувствовала, что играет роль, в этой она все чаще обнаруживала, что чем больше она расслабляется, тем легче ей действовать.

Еще Нора очень любила проводить время с Молли. Ценила уютную анархию игры в ее спальне или нежное общение во время чтения книжки на ночь – какой-нибудь простой волшебной гениальной истории вроде «Тигра, который пришел выпить чаю» [108] The Tiger Who Came to Tea (1968) – детская книжка с картинками писательницы и художницы Джудит Керр (1923–2019). – или возню в саду.

– Смотри, мамочка, – крикнула Молли, уезжая от нее на трехколесном велосипеде субботним утром. – Мамочка, смотри! Ты видишь?

– Очень хорошо, Молли. Отлично крутишь педали.

– Мама, смотри! Я еду!

– Давай, Молли!

Но потом переднее колесо велосипеда соскользнуло с газона и заехало в клумбу. Молли упала и сильно ударилась головой о камень. Нора бросилась, взяла ее на руки и осмотрела. Молли было явно больно: у нее появилась ссадина на лбу, кожа содрана, идет кровь, но девочка старалась не подавать виду, хотя подбородок дрожал.

– Все хорошо, – проговорила она медленно, звонким, как фарфор, голоском. – Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо.

Каждое «все хорошо» все ближе подводило к слезам, но потом вернулось к успокоению. Ведь благодаря ночным страхам из-за медведей она обрела стойкость, которой Нора не переставала восхищаться и вдохновляться. Этот человечек появился на свет от нее, был в каком-то смысле ее частью, и если у него есть выдержка, возможно, и у Норы тоже.

Нора обняла ее.

– Ничего, детка… моя смелая девочка. Ничего. Тебе сейчас больно, дорогая?

– Нормально. Как на каникулах.

– На каникулах?

– Да, мамочка… – она слегка расстроилась, что Нора не помнит. – На горке.

– О да, конечно. На горке. Да. Какая я глупая. Глупенькая мамочка.

Нора ощутила в себе какое-то очень сильное чувство, оно накатило на нее разом. Какой-то страх, столь же реальный, как тот, что она испытала на полярной шхере, столкнувшись нос к носу с белым медведем.

Страх того, что она чувствует.

Любви.

Можешь есть в лучших ресторанах, испытывать любое чувственное удовольствие, петь на сцене в Сан-Паулу для двенадцати тысяч зрителей, которые будут отвечать громом аплодисментов, можешь путешествовать на край земли, иметь миллионы подписчиков в интернете, завоевать олимпийские медали, но это все не имеет смысла без любви.

И когда она подумала об осевой жизни, о том, в чем была ее главная проблема, делающая ее такой беззащитной, то поняла, что причина – в отсутствии любви. Даже брат не хотел ее присутствия в своей жизни. Не осталось никого, когда умер Вольт. Она никого не любила, и никто не любил ее. Она была пуста, ее жизнь была пуста: и она просто как-то шевелилась, имитируя некую человеческую нормальность, как мыслящий манекен отчаяния. Минимум необходимого, чтобы выжить.

И все же здесь, прямо в этом саду в Кембридже, под скучным серым небом она ощутила силу – ужасающую силу искренней заботы о ком-то и понимания, что кто-то искренне заботится о ней. Да, ее родители умерли и в этой жизни, но тут была Молли, был Эш, был Джо. Была сеть любви, смягчающая ее падение.

И все же в глубине души она чувствовала, что все это скоро закончится. Она почувствовала, что во всей этой идеальности было что-то неправильное. И это неправильное нельзя исправить, потому что недостатком была сама правда. Все было хорошо, и все же она этого не заслужила. Она начала смотреть фильм с середины. Взяла книгу из библиотеки, но, по правде, она Норе не принадлежала. Она наблюдала свою жизнь из окна. И поэтому ощутила себя мошенницей. Она желала, чтобы это была ее жизнь. Ее настоящая жизнь. Но это было не так, и она хотела забыть этот факт. Очень хотела.

– Мамочка, ты плачешь?

– Нет, Молли, нет. Все нормально. Мамочка не плачет.

– А похоже, что плачешь.

– Давай лучше тебя отмоем…

Позднее в тот же день Молли складывала пазлы с изображениями животных из джунглей, а Нора сидела на диване и гладила Платона – его тяжелая, теплая голова лежала у нее на коленях. Взгляд Норы уперся в узорный шахматный набор, который стоял на сундуке из красного дерева.

Мысль зрела в ее голове постепенно, и она отмахнулась от нее. Но потом та возникла снова.

И как только Эш вернулся домой, Нора сообщила ему, что хочет повидать старую подругу в Бедфорде и вернется через несколько часов.

Нора вошла в дом престарелых «Дубовый лист» и не успела даже подойти к регистратуре, как сразу увидела хрупкого старичка в очках – и узнала его. Он спорил с медсестрой, которая выглядела раздраженной. Она была похожа на тяжелый вздох в облике человека.

– Я очень хочу в сад, – говорил старик.

– Сожалею, но в саду сегодня работы.

– Я просто хочу посидеть на скамейке. Почитать газету.

– Может, если бы вы записались в кружок садоводства…

– Я не хочу в кружок садоводства. Я хочу позвонить Даваку. Это все такая ошибка.

Нора слышала, как ее бывший сосед говорил о сыне, Даваке, – давно, когда приносила ему лекарства. Очевидно, тот настаивал на доме престарелых, но мистер Бэнерджи держался за свой собственный.

– Неужели я не могу просто…

Тут он заметил, что на него смотрят.

– Мистер Бэнерджи?

Он уставился на Нору в смятении.

– Здравствуйте. Вы кто?

– Я Нора. Помните, Нора Сид, – и будучи слишком взволнованной, чтобы отвечать вдумчиво, выпалила: – Я ваша соседка. По Бэнкрофт-авеню.

Он покачал головой.

– Думаю, вы ошиблись, милая. Я не живу там уже три года. Я вполне уверен, что вы не были моей соседкой.

Медсестра склонила голову к мистеру Бэнерджи, как к растерянному щенку.

– Может, вы забыли.

– Нет, – ответила Нора быстро, поняв свою ошибку. – Он прав. Это я напутала. У меня проблемы с памятью. Я никогда там не жила. Я была в другом месте. И с другими людьми. Простите.

Они вернулись к обсуждению, а Нора вспомнила садик мистера Бэнерджи перед домом, полный ирисов и наперстянок.

– Чем могу помочь?

Она взглянула на человека за стойкой регистратуры. Рыжеволосый мужчина в очках, с пятнами на коже, но с приятными манерами и мягким шотландским акцентом.