Мэтт Хейг - Полночная библиотека [litres]

– О! Знаешь, что? Пожалуй, я пропущу.

– Ладно, что ж, я приготовил Молли завтрак и заброшу ее в садик.

– Я могу отвести Молли, – ответила Нора. – Если у тебя сложный день.

– О, ничего серьезного. Пока только желчный пузырь и поджелудочная. Легче легкого. Я собираюсь на пробежку.

– Ясно. Да, конечно. Полумарафон в воскресенье.

– Что?

– Ничего. Не важно, – откликнулась Нора. – Я просто брежу от сна на полу.

– Пустяки. Кстати, звонила сестра. Ей предложили иллюстрировать календарь для Кью-Гарденз [103] Королевские ботанические сады Кью в Лондоне – основаны в 1759 г. . Много растений. Она очень довольна.

Он улыбался. Похоже, он был рад за сестру, о которой Нора даже не слышала. Она хотела поблагодарить его за погребение кота, но не могла, поэтому просто сказала:

– Спасибо.

– За что?

– Просто, за все.

– О, ясно. Ну ладно.

– Так что спасибо.

Он кивнул.

– Приятно. Ладно, побегу.

Он допил кофе и исчез. Нора оглядела комнату, впитывая каждую мелочь. Каждую плюшевую игрушку, книжку и розетку, словно все они были частью головоломки ее жизни.

Час спустя Молли отвели в детский сад, и Нора занялась обычными делами. Проверила почту и социальные сети. В этой жизни она не сильно ими увлекалась, что было хорошим знаком, но писем была туча . Из них она узнала, что не просто «бросала» преподавать, но официально бросила. Она взяла творческий отпуск, чтобы написать книгу о Генри Дэвиде Торо и его значении для современного экологического движения. Позже в этом году она собиралась посетить Уолденский пруд возле города Конкорд, штат Массачусетс, что оплачивалось ее исследовательским грантом.

Казалось, все очень здорово.

Почти раздражающе здорово.

Хорошая жизнь с хорошей дочкой и хорошим мужчиной в хорошем доме, в хорошем городе. Это был избыток хорошего. Жизнь, в которой она могла весь день читать, исследовать, писать о своем любимом философе.

– Это круто, – сообщила она псу. – Разве не круто?

Платон безразлично зевнул.

Потом она принялась исследовать дом, а лабрадор наблюдал за ней с уютного дивана. Гостиная была просторной. Ноги утопали в мягком ковре.

Белый деревянный пол, телевизор, дровяной камин, электропиано, два новых ноутбука на зарядке, сундук из красного дерева, на котором расставлены изящные шахматы, плотно забитые книжные полки. Красивая гитара примостилась в уголке. Нора сразу узнала модель – электроакустическая, Fender Malibu, цвет «полночный шелк». Она продала одну такую гитару в последнюю неделю работы в «Теории струн».

По всей гостиной были развешаны фотографии в рамках. Дети, которых она не знала, с женщиной, похожей на Эша, – предположительно, с его сестрой. Старое фото ее покойных родителей в день их свадьбы и одно свадебное фото с Эшем. Она видела своего брата на заднем фоне. Фото Платона. И младенца, наверное, Молли.

Она окинула взглядом книги. Руководства по йоге, но не из букинистических, как в осевой жизни. Несколько медицинских учебников. Она заметила свои старые книги: «Историю западной философии» Бертрана Рассела и «Уолден» Генри Дэвида Торо, – обе с университетских времен. Знакомые «Основы геологии» тоже были здесь. Еще несколько книг о Торо. И еще «Государство» Платона и «Истоки тоталитаризма» Ханны Арендт – они были у нее в осевой жизни, но в других изданиях. Заумные книжки авторов вроде Юлии Кристевой, Джудит Батлер, Чимаманды Нгози Адичи. Было много книг по восточной философии, которые Нора никогда не читала, и она задумалась: если она останется в этой жизни (а причин для обратного она не видела), сможет ли она прочесть их все, прежде чем ей придется вернуться к преподаванию в Кембридже?

Романы, немного Диккенса, «Под стеклянным колпаком», странноватые научно-популярные книжки, несколько книг по музыке, несколько руководств по воспитанию детей, «Природа» Ральфа Уолдо Эмерсона, «Безмолвная весна» Рейчел Карсон, кое-что про изменение климата и толстая книга в твердом переплете под названием «Мечты об Арктике: Воображение и желание в северной природе».

Она редко бывала такой последовательной интеллектуалкой. Вот что происходит, когда получаешь степень магистра в Кембридже, а потом уходишь в творческий отпуск для написания книги о любимом философе.

– Я произвожу на тебя впечатление, – заявила она псу. – Признай это.

Еще там была груда песенников, и Нора улыбнулась, увидев, что сверху оказался сборник Simon & Garfunkel, который она продала Эшу в день, когда он пригласил ее на кофе. На кофейном столике лежала красивая, блестящая книга в твердом переплете с фотографиями испанских пейзажей, а на диване валялось нечто под названием «Энциклопедия растений и цветов».

А из газетницы торчал новехонький выпуск National Geographic с изображением черной дыры на обложке.

На стене висела картина. Копия Миро [104] Миро , Жоан (1893–1983) – каталонский художник, скульптор и график. Адепт абстрактного искусства. из музея Барселоны.

– Мы с Эшем ездили вместе в Барселону, Платон? – она вообразила, как они бродят вдвоем, держась за руки, по улочкам Готического квартала, заглядывая в бары за тапас и риохой.

На стене напротив стеллажей висело зеркало. Широкое зеркало в нарядной белой раме. Ее уже было не удивить вариациями во внешности в разных жизнях. Она бывала разных форм и размеров, с любыми прическами. В этой жизни она выглядела невероятно приятной . Она хотела бы дружить с таким человеком. Она не была олимпийской чемпионкой или рок-звездой, или акробаткой из Цирка дю Солей, но перед ней стояла женщина, проживающая хорошую жизнь, насколько можно было судить о таких вещах. Взрослая, примерно представляющая, кто она такая и чем занимается в жизни. Короткая – но не экстремальная – стрижка, кожа выглядит здоровее, чем в осевой жизни: либо результат диеты, тренировок, отсутствия красного вина, либо очищающих и увлажняющих средств, которые она видела в ванной, – все они были гораздо дороже, чем то, чем она пользовалась в осевой жизни.

– Что ж, – обратилась она к Платону. – Это хорошая жизнь, да?

Платон, похоже, согласился.

Она обнаружила шкафчик с лекарствами на кухне, порылась среди пластырей, ибупрофена и парацетамола, витаминов и наколенников для бегунов, но не нашла ни следа антидепрессантов.

Может, это была она. Может, наконец-то, Нора нашла жизнь, в которой останется. Жизнь, которую она бы выбрала. Ту, которую не вернет на полки.

Я могла бы быть счастлива здесь.

Чуть позже, в душе, она поискала новые отметины на теле. Татуировок не было, но был шрам – не самоповреждение, а хирургический: длинная, тонкая горизонтальная линия под пупком. Она видела прежде шрамы от кесарева сечения, и теперь провела большим пальцем вдоль него, раздумывая, что даже если бы она осталась в этой жизни, то все равно уже опоздала.