Мэтт Хейг - Полночная библиотека [litres]

Эш вернулся домой после того, как отвел Молли в садик.

Она поспешно оделась, чтобы он не увидел ее голой.

Они позавтракали вместе. Сидели за кухонным столом, читали новости в телефонах и ели тосты из бездрожжевого хлеба – само воплощение супружеской жизни.

Потом Эш уехал в больницу, а она осталась дома на весь день изучать Торо. Прочла то, что уже написала – внушительные 42 729 слов, – и уселась есть тост в ожидании, когда придет время забирать Молли из садика.

Молли хотела пойти в парк и, «как обычно», покормить уток, так что Нора отвела ее, скрывая, что пользуется Google Maps для поиска дороги.

Нора качала ее на качелях, пока не заболели руки, каталась с ней с горки и карабкалась за ней в просторных металлических туннелях. Потом они бросали сухую овсянку в пруд уткам, зачерпывая хлопья из коробки.

Затем она села с Молли перед телевизором и покормила ее ужином, прочитала сказку на ночь – все это до того, как Эш вернулся домой.

Уже когда Эш вернулся, к их двери подошел мужчина, пытаясь войти, и Нора закрыла дверь прямо у него перед носом.

– Нора?

– Да.

– Почему ты так странно ведешь себя с Адамом?

– Что?

– Кажется, он слегка опешил.

– В каком смысле?

– Ты вела себя с ним так, будто вы незнакомы.

– О, – улыбнулась Нора. – Извини.

– Мы уже три года соседи. Мы ходили в поход с ним и Ханной в Озерный край [105] Горный регион на северо-западе Англии, в графстве Камбрия. Знаменит горными и озерными ландшафтами. .

– Да. Я помню. Конечно.

– Ты вроде как не собиралась его впускать. Будто он лез без спросу.

– Правда?

– Ты захлопнула дверь прямо перед его носом.

– Я захлопнула дверь. Но не перед носом. В смысле, да, там был его нос. Технически. Но я просто не хотела, чтобы он думал, будто может входить так запросто.

– Он возвращал шланг.

– О, верно. Ну, нам не нужен шланг. Шланги вредны для планеты.

– С тобой все хорошо?

– А что такое?

– Я просто беспокоюсь о тебе…

В целом, однако, все оборачивалось очень хорошо, и всякий раз, когда она гадала, не очнется ли она в библиотеке, этого не происходило. Однажды, после занятий йогой, Нора сидела на скамейке у реки Кем и перечитывала что-то из Торо. На следующий день она посмотрела интервью с Райаном Бейли на съемках фильма «Салун “Последний шанс” – 2», в котором он говорил, что находится «в духовном поиске более глубокой связи со вселенной», а не беспокоился о том, как «определиться в романтическом смысле».

Она получила фотографии китов от Иззи и написала ей в WhatsApp, что слышала недавно об ужасной автомобильной аварии в Австралии, и попросила подругу пообещать ей, что та всегда будет водить осторожно.

Норе было приятно, что у нее отсутствуют какие-либо поползновения узнать, как в этой жизни поживает Дэн. Вместо этого она ощущала глубокую благодарность к Эшу. Или, если точнее, она воображала, что благодарна ему, ведь он был чудесен и у них было столько мгновений, когда они вместе радовались, смеялись, любили.

Эш работал в длинные смены, но был рад прийти на помощь, когда оказывался дома, даже после напряженного дня, крови и желчных пузырей. Еще он был слегка занудой. Он всегда говорил «доброе утро» пожилым людям на улице, когда гулял с псом, и порой они его не замечали. Он подпевал радио в машине. В целом он будто бы не нуждался в сне. И никогда не отказывался от ночной смены с Молли, даже если наутро назначена операция.

Он любил заваливать Молли фактами: кишечник меняет выстилающую ткань каждые четыре дня! Ушная сера – это такой пот! В твоих ресницах живут существа, которые называются «клещи»! И обожал непристойности. Он (на утином пруду, в первую субботу, когда Молли могла их слышать) с жаром сообщил случайному прохожему, что у селезней пенис похож на штопор.

Вечерами, когда он приходил достаточно рано, чтобы готовить, он варил отличный дал из чечевицы и весьма недурственные пенне аррабьята [106] Дал – индийское пюре из бобовых; пенне арабьята – макароны с острым томатным соусом (от ит. arrabbiato – сердитый). , и порывался положить целую головку чеснока в любое блюдо. Но Молли была абсолютно права: его творческие таланты не простирались на музыку. Вообще, когда он пел «Звук тишины» [107] The Sound of Silence (1964) – знаменитая песня Simon & Garfunkel. под аккомпанемент своей гитары, Нора виновато мечтала, чтобы он воспринимал название песни буквально.

Он был, иными словами, слегка неотесанным – спасал жизни каждый день, но все равно оставался простаком. Что было и к лучшему. Нора любила неотесанных простаков, и сама считала себя такой: это помогало ей преодолеть фундаментальную странность ситуации общения с мужем, которого только начинала узнавать.

«Это хорошая жизнь», – повторяла Нора про себя снова и снова.

Да, воспитывать ребенка изнурительно, но Молли было легко любить, по крайней мере, в дневные часы. Вообще, Норе больше нравилось, когда Молли оставалась дома, а не ходила в садик, потому что это была приятная трудность в ее непривычно безмятежном существовании. Никакого стресса ни из-за отношений, ни из-за работы, ни из-за денег.

Было чему радоваться.

Неизбежно случались и моменты хождения по тонкому льду. Она ощутила знакомое чувство игры в пьесе, реплик которой не знает.

– Что-то не так? – спросила она Эша как-то вечером.

– Просто… – он посмотрел на нее с доброй улыбкой, пристально изучающим взглядом. – Не знаю. Ты забыла, что приближается наша годовщина. Ты думаешь, что не видела фильмов, которые точно смотрела. И наоборот. Ты забыла, что у тебя есть велосипед. Забыла, где стоят тарелки. Ты ходишь в моих шлепках. Ложишься на мою сторону постели.

– Боже, Эш, – сказала она чуть нервно. – Меня словно три медведя допрашивают.

– Я просто беспокоюсь…

– Все хорошо. Просто, понимаешь, потерялась в мире исследований. В лесах. В лесах Торо.

И она ощущала в эти моменты, что, возможно, ей стоит вернуться в Полночную библиотеку. Порой она вспоминала слова миссис Элм в свой первый визит туда. Если ты действительно сильно захочешь прожить жизнь, тебе не нужно беспокоиться… В мгновение, когда ты решишь, что хочешь эту жизнь, по-настоящему хочешь, все существующее в твоей голове сейчас, включая Полночную библиотеку, станет столь туманным и смутным воспоминанием, что почти полностью исчезнет.

И напрашивался вопрос: если это идеальная жизнь, почему она не забыла библиотеку?

Сколько времени уйдет, чтобы ее забыть?

Порой она ощущала легкую дымку депрессии, парящую вокруг нее безо всякой причины, но это было несравнимо с тем, как ужасно она себя чувствовала в осевой жизни или во многих других. Это как сравнить легкий насморк с пневмонией. Когда она вспоминала, как плохо ей было в тот день, когда ее уволили из «Теории струн», об отчаянии, об одиноком и безнадежном стремлении не существовать, – это было как небо и земля .