Джош Малерман - Мэлори [litres]

– Спасибо, – откликается Дин. – Мы очень горды результатом. Как я уже говорил, мы старались не ради денег. Просто… хочется найти себе применение. Нельзя же вечно сидеть в темноте. Я бы не смог. Как и мои товарищи. Лучше хоть что-то предпринимать, правда? Особенно когда водится в голове идея-другая.

– Верно! – соглашается Том.

Мэлори даже не сердится на сына за комментарий, настолько она сама под впечатлением. Дин сумел внушить ей доверие.

Хотя сейчас верить людям непросто – не то что раньше.

– Вы наверняка скромничаете. Идей у вас десяток-другой, – говорит она.

Ей приятно сказать что-то просто так. Без практической цели. Как в былые времена.

– Признаюсь: виновен, – улыбается Дин. – Однако безопасность для меня превыше всего. Я не пытаюсь вас задобрить – это чистая правда. Сейчас по-другому никак. Поезд сегодня должен быть гораздо лучше защищен, чем семнадцать лет назад. Забавно, правда? Карательных органов больше нет, а мы стали гораздо более законопослушными.

– Спасибо, Дин, – говорит Мэлори.

Поговорили, и хватит. Нельзя терять бдительности.

У Дина открыты глаза. Он может увидеть нечто. В любую секунду. Это как стоять рядом с бомбой замедленного действия. Раз – и что-то пойдет не так. И все они взлетят на воздух. Другие пассажиры тоже без повязок. У Мэлори еще много вопросов. Пробиралась ли тварь внутрь? Была ли когда-нибудь в купе?

– Пожалуйста! – откликается Дин. – Да, в шкафчике у зеркала вода и консервы. Окна, разумеется, закрашены. Хотя в вашем случае окна как такового нет. В этом вагоне стекла заменили на листы железа, которые тоже закрасили. Я никогда не видел наш агрегат снаружи – по понятным причинам. Вид, наверное, как у Франкенштейна. Оживший монстр, весь в заплатах. Я рад, что вы успели!

– Спасибо, – завершает разговор Мэлори.

Но на этот раз последнее слово не за ней.

– Спасибо вам! – восклицает Олимпия. – Это… невероятно!

– Здорово! – поддерживает Том.

Интересно, осуждает ли ее Дин? Взирает ли с сочувствием на ее укутанных с головы до ног детей? Думает ли, как она не права? Воображает, будто знает, как ей лучше жить?

Впрочем, не имеет значения. Мэлори спускает с плеч рюкзак. Она устала от общения – ей на всю оставшуюся жизнь хватит.

– До Макино-Сити около двух дней пути, – снова подает голос Дин. – Для кого-то пустяк, для кого-то – целая вечность. Если понадоблюсь – я обычно в ресторане, обращайтесь по любому поводу. Не думайте, я там не пьянствую. Мы с Дэвидом разрабатываем новые проекты, переговариваемся с Таней или с Майклом. С музыкой как-то веселей.

Помолчав, добавляет:

– Надеюсь, вы к нам зайдете, Джилл.

– Нет, не зайду, – отвечает Мэлори и слышит вздох.

Кто вздохнул – Том или Дин?

– Ну что ж, – прощается хозяин поезда. – Приятной поездки.

Он выходит в коридор, Мэлори задвигает за ним дверь.

И в первый раз расслабляется, позволяет поезду нести ее вдаль. Будто на гребне огромной волны она плывет к родителям.

Мама и папа, возможно, ждут ее в конце пути. Хотя они могут быть в любой точке земного шара. Или даже под землей. Она представляет, как выйдет на станции, перейдет по мосту на Верхний полуостров, чтобы вслепую искать Сэма и Мэри Волш в городе Сейнт-Игнас.

А пока она позволит себе плыть по течению. Не нести ответственность за происходящее – отдать ее другим. Впервые за семнадцать лет.

И какое же облегчение – остаться, наконец, одной за запертой дверью! Мэлори даже не реагирует на реплику Тома:

– Мне он нравится! Мама, мне нравится Дин!

Ночь в отдельном купе. Время идет. С каждым часом Мэлори чувствует себя ближе к цели. Спокойней. Теперь ее затея кажется вполне реальной, хотя в лагере «Ядин» все представлялось совсем иначе. На заправке Рона Хэнди ей думалось, что поезд сродни огромному чудищу, которое выпрыгнет из-за угла и убьет. А вблизи он совсем не страшный. Есть звуки и запахи. Ощущение подушки под головой. Ощущение движения. И в новой реальности, в условиях поезда, она не собирается изменять своим принципам, она будет беречь детей от опасности по мере сил. Если что – спрыгнут. Или будут драться. И ни в коем случае не выйдут из купе до конечной станции.

В глубине души Мэлори уже знает, что нарушит собственный запрет. Ее решимость не заводить знакомств тает с каждой минутой.

Она пойдет в ресторан. И расспросит Дина Воттса о его поезде. Если быть до конца честной, пойдет не потому, что есть где оставить детей в безопасности. И не потому, что восхищена возрожденным транспортом, который считала навсегда потерянным для человечества. Да, железный гигант приводит ее восторг. И да, она счастлива поностальгировать о прошлом.

Но в вагон-ресторан отправится по другой причине.

Правда в том, что Дин ей понравился.

Она уже целую вечность не испытывала ни к кому симпатии. Десять лет или даже больше. Она уже и забыла это чувство, давно похоронила, а оно вдруг возродилось в ее душе.

– Спите! – говорит она детям.

Они уже и без того спят. Оба глубоко дышат во сне. Похрапывают, как и полагается молодым людям после нескольких изматывающих дней пути.

Мэлори тоже заслужила отдых.

И она позволяет себе отдохнуть. Смыкает веки под повязкой. Позволяет поезду нести ее на север – туда, где значатся в списке выживших имена ее родителей. Как давно был составлен список? Сейчас даже это не важно. Сейчас нужно поспать. Набраться сил. Чтобы два дня пути пролетели как можно быстрее. Пусть поезд несет их на другой конец света. По миру, на который больше нельзя смотреть. Где тварей стало больше, чем людей. Где оставшиеся люди живут в страхе и без конца прячутся, а твари – гуляют где хотят.

Мэлори засыпает.

Поезд баюкает ее.

Время идет.

Ей снятся Сэм и Мэри Волш. Они то ждут ее на станции, живые и здоровые, то вдруг превращаются в пыль и улетают с порывом воздуха при приближении поезда. Ее родители – две песчинки в море. Никто в здравом уме не отправился бы их искать.

И конечно, ей снятся твари. Их много. Даже во сне.

Мэлори ни за что не снимет повязку, хотя атмосфера вагона-ресторана располагает: переговариваются люди, негромко играет музыка, Мэлори сидит за столиком, Дин – напротив.

Мэлори думает о родителях. Как она может о них сейчас не думать? Последний раз она путешествовала по железной дороге именно с ними. На скоростном поезде Детройт – Чикаго. Папа отмечал начало отпуска в баре, а они с Шеннон смотрели на проносящиеся мимо пейзажи – вид открывался гораздо лучше, чем с заднего сиденья семейного минивэна.

Они выросли на Верхнем полуострове и первый раз выбрались в большой город. Захватывающее приключение для девушек-подростков. Сначала ехали на машине через Макино-Сити, Гейлорд, Бей-Сити, Флинт и Сагино. Детройт видели только мельком, пока проезжали по шумному пригороду. Примерно в этот район они с Шеннон перебрались, когда выросли. А вскоре после переезда Шеннон посмотрела в окно ванной комнаты и лишила себя жизни.