Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

— Я? — удивился Федор. — Никогда я там не сидел. Да и желания сидеть нет.

— Да будет, будет желание. Все будет. В нашем мире все возможно. Слава, почет, уважение, банкеты, издания вне плана.

— А что же вы?

— Господи, боже мой! Да мы — это вы и есть. Все, все преотлично. У истца больше нет претензий? — спросил он сам у себя и сам же ответил: Надеюсь, что нет.

— Какие могут быть претензии к Федору Михайловичу Приклонову? Мы же его любим!

— Любим? — переспросил сидящий за столом. — Ах, да… Любим. Ну, конечно, любим! Как же нам самого себя не любить! Любить надо. Обязательно надо.

— Все. Идите и берите. И комиссию убедите, что нуль-упаковка существует.

— Какую еще комиссию? — не понял Федор.

— Да ту, что сегодня должна посетить Афиногена Каранатовича. Нам все, все известно, хе-хе…

— Да в чем же я ее должен убедить?

— Ну вот. Снова да ладом! Ведь вам жилплощадь нужна?

— Нужна.

— А Главный распорядитель абсолютными фондами пока не дает.

— Возможности, значит, пока нет.

— Ну, конечно, пока. Не дает, не дает, да вдруг даст, — забегал вокруг Федора Приклонов-17. — Только когда это еще будет? С бригадным подрядом вот никак не могут наладить дело. То да се. А тут сразу. И, уверяю, Афиноген Каранатович не поскупился. Квартирка у него получилась, что надо. Любо-дорого! Тишь, да гладь, да божья благодать! Сиди пописывай. Теща-то ведь здорово храпит? Ну вот… Конечно, почему бы ей и не похрапеть в свое удовольствие? Да только вам, насколько я знаю, это мешает. Мешает, мешает, не отпирайтесь! А здесь у вас все будет. И номера… не какие-нибудь там десять в девятой… об этом и подумать-то неприятно… а единицу присвоим. Федор-один Михайлович-одни Приклонов-один. А то — десять в девятой!

— Между прочим, — заметил сидящий за столом, — это вы сейчас Федор-десять в девятой.

— Как это я? Я Федор-сто восемьдесят.

— Был да сплыл!

— Позвольте!

— Нет, не позволю!

— Да я вас силой!

— А я ручками, ручками уцеплюсь!

— Оторву, оторву паршивые руки неудавшегося фантаста!

— Так ведь фантаст-то теперь вы?

— На!

— Хра!

Бац! Грох!

Оба Федора Михайловича Приклоновых, и тот, что сто восемьдесят, и тот, что десять в девятой, клубком покатились по блестящему скользкому полу. И разобрать, кто есть кто, теперь уже было невозможно.

Что-то недосказанное было в этом разговоре. Что-то от Федора хотели недостойного, подлого. Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, он подошел к креслу и сел в него. И сразу же все стало ясно.

— Эй вы! — грубо окликнул дерущихся Федор. — Поработали и хватит, пора отдохнуть!

Подействовало. Федоры с порядковыми номерами расцепились, встали, наскоро привели себя в порядок, обратились в слух.

— Вот что, — сказал Федор. — Вы тут, насколько я понял, ерундой занимались. Кто из вас пойдет к Афиногену Каранатовичу? Что? Даже желающих нет? Странно. Кто же убедит комиссию? Великое изобретение Афиногена не должно пропасть во времени? Что вы без него? Так… Нуль без палочки. Ты, Федор-десять в девятой?

— Это не я, это он — Федор-десять в девятой!

— Нет, не я, а ты! Я — сто восемьдесят!

— Прекратите, — вдруг устало попросил Федор. — Не хотите, не надо. Мне иногда приходит в голову, что ваш нуль-упакованный мир нужно уничтожить. Он нуль, хотя и упакованный. Нет в нем ни добра, ни фантазии. Бред собачий! Страшно, но надо. На этом и порешим. Никто не пойдет к Афиногену. Никто! А другого случая не представится, потому что Афиноген уже не перенесет этого. Он и держался-то только надеждой, что ему поверят, помогут этой верой, человеком сделают. Жаль Афиногена Каранатовича. Но никто из нас троих этого уже не увидит. Конец! Простимся, что ли, Федоры Михайловичи Приклоновы?

— Нет! — заорал один.

— Нет! — заорал другой.

— Я! — согласился первый.

— Мы! — согласился второй.

— Не позволю! Никуда вы не пойдете!

— К чертовой матери! — завопил один и бросился бежать.

— К чертям собачьим! — загундосил второй, догоняя первого.

— Глупцы! Ведь тот, кто поможет Афиногену… — Федор вдруг смутился… — Ведь тот и станет основателем этого «будущего». Стойте!

Федор выскочил из-за стола. Догнать, догнать, во что бы то ни стало догнать. Задержать! Зубами! Ногтями!

Но все-таки слаб был Федор, хотя и бросил давно это прилипчивое занятие — питье. Да и суставы пальцев ног взмолились от боли. Мешал бежать и браслет с цепочкой. Нет, не догнать ему было шустрых двойников. Но среди тех, уже на бегу, снова разгорелась борьба. Кто-то из Федоров подставил ножку другому. Тот упал, успев схватить первого за штанину. И покатились они по чудному полу. Тут снова один вырвался и пробежал в лидерах метров сто. И снова свалка. Хоть и секунду длилась она, но Федор успел приблизиться.

Давайте, давайте, еще, еще поборитесь, мысленно упрашивал их Федор.

Догнал он своих двойников у самых стеклянных кирпичей. Федор-109 уже рвал ручку двери. Оттаскивая то одного, то другого, Федор окончательно измотался. И в какой-то момент пропустил бросок наиболее шустрого из двойников. Дверь распахнулась.

«Что я наделал?» — успел подумать Федор, и тут блестящий дворец будущего со сверкающим полом, уходящими ввысь арками и неизвестно откуда льющимся светом, рухнул. С карниза, срываясь, падал Федор-109.

Федор очнулся на крыше актового зала. Все кости болели, глаз распух, губы разбиты в кровь. Завывал ветер, и Федор почувствовал, что он замерзает, но не было сил даже пошевельнуться. Откуда-то сверху раздались крики, потом перед уцелевшим глазом проплыла веревочная лестница, чьи-то сильные руки приподняли его и передали в другие.

Федор с досадой подумал, что этот проклятый фантаст из двадцатого века все-таки спер у него фантастическую повесть, и захрустел зубами. Стало теплее и чуть темнее. Он уже лежал на носилках.

— Ты лежи, папаня, лежи, — сказала Ольга. — У нас занятия санитарной дружины. Никто не хочет изображать из себя раненого. А нам баллы срежут.

— Ладно, — прошептал фантаст и подумал, как хорошо, что в институте есть санитарная дружина.

Его куда-то понесли, но не особенно осторожно, потому что в носилках лежал совершенно здоровый человек с поломанным ребром, распухшим глазом и разбитой губой».

— Папаня! — ахнула Ольга. — Кто это тебя разукрасил?

— Да пустяки, — отмахнулся я.

— О, горе мое, — вздохнула Валентина. — На тебя бодяги не напасешься. И чем вы только на заводе занимаетесь?

— Тензометрические усилители настраиваем. Конец месяца. Кто-то из заказчиков приехал и давай требовать: оттарируйте им усилитель на консольной балке, и все тут. А у нас же новая методика настройки. Балки давным-давно метровым слоем пыли покрылись. Ну… приволокли, датчики проверили, какие оборвались — заменили, нагружать стали. А одна балка возьми да и сломайся. Меня вот и шарахнуло.