Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

— Сочиняешь, папаня, — немедленно уличила меня во лжи дочь. — Мы же учебно-производственную практику проходили на вашем заводе и прекрасно знаем, что это за балочки. Они маленькие и уж сломаться никак не могут. Их и загружают-то килограммов в десять.

— Опять? — испуганно спросила Валентина.

— Да, — нехотя ответил я. — И не желаю я этого, а иногда получается. Еще когда из поезда в Марграде вышли, решил, что завязываю. Все. Кончено. Но ведь оно от меня не зависит…

— Нет, Федя, от тебя многое зависит.

— Квартеру, ли чо ли, дают? — нараспев спросила Пелагея Матвеевна.

— Да никто ничего не дает! — Я даже рассердился.

— М-м… А я думала, квартеру дают, — сказала теща, не отводя взгляда от телевизора, где всмятку рубились хоккеисты.

— Примочку сделать? — спросила Валентина.

— Да само пройдет, не беспокойся.

— Пройти-то пройдет, а будешь ходить, людей пугать своим синяком.

— Да ты ему забинтуй, — посоветовала дочь.

— Ага, — согласился я. — Забинтовать можно.

— Это, Федя, ведь Испазита? — спросила Пелагея Матвеевна.

— Он, он самый, — подтвердил я.

— Ну… я же вижу, что личность-то на Испазиту смахивает…

— Вы ешьте без меня.

— В ночь, что ли, настраивать будете? — недовольно спросила Валентина.

— Да нет. Афиноген просил к нему зайти. Комиссия из Марграда приезжает. Просил помочь. Хочется мужику доказать, что нуль-упаковка и в самом деле возможна.

— Занимались бы вы лучше делом, — посоветовала жена.

— Нет, нет, папка, вы уж лучше что-нибудь необыкновенное выдумывайте!

— Ох, Оля, да разве можно выдумать необыкновенное…

— А вы старайтесь!

— Нет, это уж вы теперь старайтесь. Ваше время приходит.

Валентина чем-то смазала синяк и забинтовала мне голову наподобие тюрбана, но так, что шапку все же можно было натянуть. Я оделся и открыл дверь квартиры.

— Ты когда придешь-то?! — крикнула мне вслед Валентина.

— Вот уж не знаю. Как все кончится, сразу и приду.

— Банкет, наверное, для комиссии будет?

— Какой банкет? Афиноген Каранатович — частное лицо.

— Ну, давайте! — напутствовала жена.

Я вышел на улицу и поднял воротник пальто. Мела поземка и вообще было неуютно. Я попытался понять, почему этой ночью написал какую-то непонятную главу о будущем. Во-первых, рассказ вылился внезапно, без всякой подготовки, без всяких размышлений и даже озарений. Я писал и не думал, что же будет в следующем абзаце. Само писалось. Во-вторых, ведь совсем не таким представлял я себе будущее. И была, была в тайнике души мысль написать роман о потомках. Была! Но все не хватало времени. Да и мысль-то, по правде говоря, еще не созрела, не рвалась на бумагу. А что собой представляли вот эти Федоры, «сто восьмидесятый» и «десять в девятой»? Я ведь чувствовал, что это мое продолжение, только при каких-то особых обстоятельствах. И что-то тут было связано с квартирой и нуль-упаковкой Афиногена. Ответ крутился где-то рядом, уже стучался, да что говорить, я уже все знал, но знал как-то не так, как положено, интуитивно, словно сам остановил знание на пороге.

В окнах Афиногеновой квартиры горел свет, но я решил сначала толкнуться в сарай и не ошибся. Из мастерской Афиногена тянуло теплом и чуть — дымком. Радостные голоса приветствовали меня. Я ничего не успел сообразить, как тут же оказался в объятиях Артемия Мальцева.

— Федор! — кричал он. — Кого я вижу?!

— Господи… Артемий…

— Сколько лет, сколько зим!

— Полтора года… зима… осень… — забормотал я растерянно. — Ты-то как сюда, Артемий?

Мне и в самом деле казалось, что со времени нашей последней встречи прошло много лет и много зим. И в то же время все происшедшее в фирменном поезде произошло чуть ли не вчера. Но парадоксы времени меня уже не удивляли, а только лишь очень интересовали.

— Ну, наши дороги теперь, кажется, переплелись навечно. — Мальцев выпустил меня из рук и сделал шаг назад, чтобы получше рассмотреть. — Что это у тебя с глазом? Ячмень сел?

— Ячмень проклятый, — обрадовался я. — Никогда не было, а тут сел.

— Его студить нельзя. Надеюсь, ничего страшного?

— Ерунда одна. Все пройдет. — Я огляделся и поздоровался со всеми другими присутствующими.

Здесь оказался Геннадий Федорович, шеф Артемия, которого я помнил еще по фирменному поезду. Один из «академиков». Тот самый, который никак не среагировал на мой клич: «Академики, в ресторацию!» Не нашел я тогда поддержки в его душе. Два незнакомых человека. Ну и, конечно, Афиноген Каранатович, вырядившийся как на свадьбу, но немного сумрачный и тихо взволнованный.

— Ну, все, кажется, собрались? — спросил Геннадий Федорович.

— Все, — ответил Афиноген.

— Начнем?

— Сейчас… Одну минуточку, — попросил Афиноген и начал что-то искать. Я понял, что он отдает эту «минуточку» мне, чтобы я хоть немного поговорил с Артемием.

— Читал, Федор, читал твой роман, — сказал Мальцев.

— Повесть, Артемий, повесть.

— В рукописи-то был роман. Ведь это я был первым читателем «Фирменного поезда».

— Хорошо, что я его тогда тебе отдал. Ход получился. А сам бы я ничего не смог пробить.

— Ну, когда нами заинтересовалась наука, твой роман понадобился и как подробнейший протокол событий, что ли, в нашем поезде. Так что, как только ты его написал, так тут же, можно сказать, стал писателем.

— Не стал я еще писателем, Артемий… Ладно. Сам-то как живешь? Как Инга? Дети?

— Инга молодец. На повышенную, правда, уже не вытягивает, но все равно молодец. А дети растут. Сашка в третий класс ходит. Валентина в детский сад. А Мишеньку еще в ясли носим… О! Тут у нас такая история с квартирой была! Ошибка произошла. Но об этом коротко не рассказать. После поговорим. Крутимся, по правде говоря, как белки в колесе. Едва вырвался в Фомск.

Упоминание о квартире и ошибке с этой квартирой меня заинтересовало. Я уже точно знал, о чем напишу рассказ, название даже придумал: «Квартира площадью тридцать восемь кубических метров».

— Ты, Артемий, извини, — сказал я, — но все же как здесь-то оказался? В комиссии?

— Я уже говорил, что наши дороги переплелись навечно. С Иваном я буду полгода работать. Я ведь в Марграде ломаю голову над проблемой параллельных пространственно-временных миров. Это очень близко связано с темой Ивана и очень отдаленно, но все же имеет отношение к нуль-упаковке. Да и встретиться хотелось. И с Афиногеном Каранатовичем, и с Иваном, и со Степаном Матвеевичем. Ты-то с ними связь поддерживаешь?

— Редко, Артемий. Редко. Слышал, что Иван надеется как-то облегчить страдания Степана Матвеевича. Тот ведь так все и путешествует во времени…

— Знаю. Этим мы с Иваном и займемся. А ты-то, Федор, как в эту комиссию попал?

— Да нет. Я не в комиссии. Я просто. Афиноген Каранатович попросил прийти.