Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

Юноша этот был Костя Кулибин. Постеснявшись заговорить со странным человеком, которого он принял за приезжего артиста или иностранца, Костя ушел со скалы. Кирпич он унес с собой.

— Папа, тебе придется побыть одному, — сказал Костя день спустя. — Меня посылают в командировку за телегой в Посошанск.

— Хорошо, Петя, побуду. Я ведь еще крепкий, не правда ли?

— Я не Петя. Не забывай вынимать почту из ящика. Вот видишь — командировочная. Завтра едем поездом.

— Я прекрасно знаю, что ты не Петя, — обиделся Кулибин-старший, — Ты едешь в Харьков? Привези мне «Фрутолино».

— В Посошанск. Директор сама назвала мою фамилию.

— Директором по-прежнему Мечникова?

— Она не Мечникова, а Беллинсгаузен... Итак, договорились: почтовый ящик каждое утро, масло и рыбные консервы в холодильнике, хлеб тебе я попрошу покупать соседей...

Телегу ввезли в Паратов, как ввозят на космодром для запуска очередной космический корабль. В город со стороны Посошанска медленно втянулась кавалькада машин. Первой, осторожно объезжая ямы в асфальте, катила серая, с синей полосой на борту «Волга». На ее крыше угрожающе вертелся фонарь. Следом ехал газик, в котором сидели замученные дорогой Песьяков и Глиняный. Рядом с ними, в углу, пристроился Костя Кулибин. Третьим, покачиваясь и поскрипывая литыми резиновыми катками, осторожно катил приспособленный для перевозки таких многотонных грузов, как стаканы атомных реакторов или колеса сверхмощных турбин, тягач с прицепом. На низкой платформе, почти касающейся железным брюхом асфальта, стояло что-то невидимое, накрытое зеленым защитным брезентом. Последним ехал автобус ликинского завода с группой сельскохозяйственных рабочих, которых выделили в помощь экспедиции, сняв с прополки свеклы.

Оттого что груз не был виден, а брезент был взят с какого-то военного склада, по городу тут же распространился слух, что везут совершенно секретную сверхдальнюю ракету. Улицу заполнили свободные от работы паратовцы, а те, кого слух застиг на рабочих местах, тотчас облепили окна.

Школьники девятого класса, посещавшие астрономический кружок, вынесли на крышу подзорную трубу. Весь город следил, как необычный кортеж прополз окраиной, пересек центр и, не доезжая до реки, свернув, остановился около здания «Двима». Толпа окружила плотным кольцом прицеп и затаив дыхание стала ждать, когда снимут брезент. Однако ее ждало разочарование: выбежавшие сотрудники и неторопливо покинувшие автобус рабочие аккуратно и без видимого труда подняли это что-то закутанное в брезент, внесли через широко распахнутые парадные двери внутрь института и двери захлопнулись. Толпа, обмениваясь предположениями относительно мощности привезенной ракеты, стала медленно расходиться.

Между тем внутри здания все тоже прошло без задержек. Властным распоряжением Виктории Георгиевны заранее была разрушена стена и расширена дверь в гардероб. В гардеробе был сооружен небольшой помост, на который бережно втащили привезенный груз. Брезент с него был снят, и взорам удивленных литературоведов и автомобилистов предстала самая обыкновенная повозка.

Еще больше поразились ей труженики села, большинство из которых были механизаторами и потому на всякую телегу смотрели с презрением. Общее удивление было настолько сильным, что на вращающееся колесо никто не обратил внимания.

Когда Костя, завершив все дела, добрался до дома, на двери его ждала записка. Он снял ее и прочитал: «Косточка! Тут столько всего случилось. Пока тебя не было, переругалась с начальством, назвала их живодерами и уволилась. Еду дикарем на Кавказ. Птиц и рыб раздала знакомым, а зеленоглазенького пришлось отдать в зоопарк. Наверно, больше не вернусь. Прости за все, что было у нас с тобой, мне еще надо посмотреть мир, удариться пару раз скулой об угол стены. Какая из меня жена? Смех. Да еще свекор... Пожалуй, девяносто четыре года для меня многовато. Целую. Вета».

Ошеломленный, он прошел коридором и отворил дверь, отец стоял посреди комнаты и ел вилкой из консервной банки мелкий частик. Оранжевые печальные капли падали на пол.

— Папа, сядь за стол, я тебя покормлю, — сказал устало Костя. — Ты спрашиваешь: все ли в порядке? Все в порядке, я уже дома.

— Как в Харькове погода?

— В Харькове, наверно, хорошая, во всяком случае в Посошанске было жарко. У нас на дверях записка. Вета давно приходила?

— Эта сумасшедшая девчонка? Не помню. Приносила какую-то обезьяну. Соседи побоялись ее взять. Она говорит, что эта обезьяна ест тараканов. В мое время тараканов морили порошком. Их называли прусаками.

— Все в порядке, папа.

Костя сел на стул и уронил голову на руки. Мир, такой простой и понятный, как всякий механизм, вдруг стал загадочным. Он раскололся, и трещина прошла через их комнату.

Узкой зеленой полосой в той стороне, где привольно раскинулись заречные луга и плавни, еще только заявило о себе надвигающееся на Паратов утро, еще сыплет на кривые горбатые кровли старых домов и на плоские бетонные крыши новых звездная пыль, еще не покатили по светлым от фонарей рельсам первые трамваи, не выводят из парка первый троллейбус, нетерпеливо помахивающий токосъемниками, а в городе несколько человек уже не спят.

Беспокойно ерзает на узкой кишиневского завода девичьей тахте научный сотрудник Глиняный. Бегут перед мысленным его взглядом густо наполнившие улицы Москвы, Токио и Рима автомобили, лишенные привычных моторов. Без шума и без выхлопа скользят они мимо станций метро «Спортивная» и «Дзержинская», мимо небоскребов «Мицубиси» и «Майнити Симбун», мимо Колизея и фонтана на площади Испании. У каждой машины спрятано в багажнике колесо, подобное тому, что привезено им из посошанского музея. Поднимается Глиняный на кафедры международных конгрессов и конференций, читает речи, приготовленные заранее сонмом секретарей, среди которых царит перебежавшая к нему от Виктории Филумена Мортурановна. Отвечает на вопросы корреспондентов из стран, для которых проблема автомобильного транспорта — это еще не катастрофа.

— Интересно, а если сразу и вдруг Гренландия? — спрашивает почему-то Глиняный, плюет с досады: ведь надо же так забыться! — и, сев на тахте, начинает натягивать на ноги коричневые с резинкой детские носочки.

И сосед его по лестничной клетке не спит. Но не столь дерзостен и масштабен полет его передвижений. Всего лишь домик, наподобие присмотренного в Посошанске. Зеленый сад, низко, к самой земле опустились тяжелые от плодов ветки абрикосов и яблонь. Буйствуют крыжовник и облепиха. Насос в четверть лошадиной силы, бак, установленный на металлической треноге. А что, если тепличка с подогревом? Можно и тепличку...