В Бирюк - Вляп [СИ]

Потом пошла раздача.

Юрий умер ночью. Признаки отравления — налицо. Суздальцы тут же взяли Петриллу — и в допросную. Боярство киевское аж пригнулось: кого там, на дыбе, Петрилла подельником назовёт… Хоть и не было заговора, но под пыткой… Но — тишина…

Поскольку на княжьем столе — никого. Скамейка запасных — пустая. Старший-то сынок Юрия — Андрей за год до этого из Вышгорода, что под Киевом, сбежал. Испугался киевской кровавой каши. Объявил, что нашёл, вроде бы, икону чудотворную. Вбил в неё 40 фунтов золота («да за это злато всю Киевщину с Черниговщиной купить можно!»), и, ослушавшись отца, оставив его одного в Киеве, сбежал куда-то в Залесье («доской крашенной прикрылся! Отца родного и людей его на погибель бросил!»).

У суздальцев лидера нет, время идёт. В нарушение обычая Долгорукого хоронили только через две недели после смерти. А кияне даром не сидели: стянули в город всех холопов и смердов из ближних и не очень сел. Взбаламутили рвань да пьянь с Подола.

В ночь после похорон пошли резать суздальцев. Натуральная Варфоломеевская ночь.

Сначала — в городе. Всех кого нашли. Потом — лодками, с факелами — через Днепр.

Там Юрий себе городок построил. Назывался незатейливо так — «Рай». Говорят — красы несказанной. Чистенько, уютненько, благостно…

Дальше — как обычно у нас: что смогли — разграбили, что не смогли — сожгли. Остальное загадили и поломали. Кого живых поймали и назад к Днепру довели — в реку. Чтоб при случае не показали. А там — в основном баба да дети. Суздальских на весь Киев — сотен семь было. Иные с семьями приехали, многие здесь невест нашли, свадьбы играли. И куда такую? Хором пользованную? Она ещё родне пожалится… В реку.

Не совсем так. Напротив Киева — острова. Протоки не сильно широкие. Но беременной или связанной бабе не выплыть. Раненному, избитому мужику — тоже. Младенцы… — говорить нечего.

Такая… «Майская ночь или утопленница» получилась.

На этом дело не кончилось. За день народец отлежался, отоспался, опохмелился и к вечеру потребовал «продолжения банкета». А дружины своей в Киеве нет — часть ещё в прошлом году с прежнем князем ушла, часть — Юрий на юг отправил. Порядок держали суздальские. А их перерезали. Городские ворота — нараспашку.

Народец из пригородов и разгулялся. По верхнему городу. Как ударили разом с Подола да с Коптева конца… А на Верху, Гора называется — свои заботы. Часть бояр, хоть и кияне, а Долгорукого поддерживали. Их — в первую голову. Вместе с семьями.

Собственно, тут все такие дела — «вместе с чадами и домочадцами». Как в Библии сказано: «до четвёртого колена».

Ещё две партии черниговских было. Тоже… замятня давняя. Потом ещё проще пошло — у кого дом богаче, а челядь слабже…

Но самое скверное — бояре бить суздальцев смердов позвали. А сдёрнуть хлебопашца с земли на Киевщине в начале мая…

Это только в советских песнях: «Уберём, и засеем, и вспашем». В реальности технологическая цепочка — обратная. «Не сеяно — не растёт». А тут — и не пахано.

В городе ещё много интересного в то лето было, да только к осени пошла главная отдача от убийства Долгорукого — смерды поднялись. По всей Киевщине.

Городского населения на Руси — 3–5 %. Остальное — сельское. Селяне, пейзане, «смерды смердячие»…

И началось… Два года мордобоя со смертельным исходом. Всех против всех. С активным участием черниговских. Только когда с Волыни пришёл тамошний князь Мстислав и киян построил… И посадил на киевский стол дядю своего Ростислава из Смоленска.

Потому что ни один нормальный рюрикович лезть в эту кровавую кашу не хотел. А ненормальных на великокняжеском месте… Желающие, конечно, были, но дураков среди них всё меньше оставалось. Поскольку — кого зарезали, кого отравили, кого палками забили. Здесь же в Киеве. Вполне в русском стиле — вместе с женой и детьми.

В общем, пришлось звать доброго дядюшку из Смоленска.

Князь Ростислав со своей дружиной в Киев пришёл. И начало всех успокаивать. Человек он весьма богобоязненный и цитатами из «Писания» любого в сон вгонит. При этом — деловой. «Не уговорит, так зарежет».

Концовку его умиротворение я и сам видел. Голова Касьяна-дворника отрубленная набок заваливается, и снизу язык выползает… Звери. Хотя… Может, и не зря православная церковь князя Ростислава святым объявила. Потом. Посмертно.

Петриллу местные из пыточной вынули и тут же прирезали — «за успехи в организации налоговой службы».

Жену он ещё сразу после… конфуза избил так, что она ко времени мятежа уже умерла. Это ему в вину не ставили. Поскольку: «твоя жена — тебе её и учить».

Нечипку кияне поймали. Отрезали ему хозяйство и забили в горло. Чтобы не мог народ киевский развлекать-веселить, сказки сказывать — с чьей ещё женой он… пляски плясал. Потом переломали руки и ноги. И забили насмерть.

А вот рисовальщика так и не сыскали. Предполагали, что его в общей толпе прирезали. А потом, когда возами убиенных вывозили на кладбища, особенно никто и не присматривался. Да и как по разбитой, залитой кровью голове, опознать конкретного молодого скомороха из… кордебалета.

И вновь полагаю нужным прервать сие повествование. Некоторое время спустя рисовальщик сей был найден в Руси Залесской и ко мне доставлен. Сперва принуждением, а после и своей волей служил он в службе моей и немало пользы принёс Руси талантом своим, от господа данным и в дурную, по молодости, голову попавшим. Талант сей равно высок был, как и в мастерстве изображения всяких непотребств и натур обнажённых, так и в части картин божественных. Ныне многие из людей благочестивых, любуясь красой икон досточтимых и на Руси уважаемых, даже и помыслить не могут, что сотворено сие благолепие той же рукой, что вырисовывала уд скоморошечий на штукатурке киевской надвратной башни.

Интересно, у местных — пиетета к князьям никакого. Хотя мужик этот, который в гиды напросился, о причине прямо сказал:

— Каждую вошь, навроде меня, мечом не зарубишь. А ногтем давить — не княжеское это дело.

Всем князьям прозвища даны. Нынешний князь — Ростик, Долгорукий тут — Гоша, а противник его давний — Изя.

У меня уши сразу торчком встали: что, и тут евреи?! Какой такой Изя? Соломонович? Давидович? Израилевич?

Не, этот — Мстиславич. Но был в русских князьях в Киеве и Давидович. И не один.

Я человек советский. В очередях вырос. Это буржуины стоят рядом, а реально — врозь. А мы, «совки» — всегда вместе. Особенно, в очереди за чем-нибудь. Поговоришь — многое узнаешь. Я говорить не могу — только слушаю. Роль у меня такая. Но всё равно — интересно. Только лектор наш обозный дошёл до особенностей «текущего момента», как нас пригласили. Точнее сказать: копьём показали. Рогатиной.