В Бирюк - Венец [СИ]

Сразу, изначально, был сломан стереотип о предпочтительности состава полона.

Мне не нужны горожане, мне не нужны ремесленники.

Какой-нибудь Чингисхан или Тамерлан, взяв город, приказывал отделить искусных мастеров и гнать их куда-то к нему домой типа Каракорума. А остальных перебить.

Им, этим потрясателям вселенной, чужие мастера были нужны. Поскольку свои… неумелые. Мне — нет.

Вот есть дедушка того дяденьки, который, при взятии Киева Батыем, побежит прятать кувшин с двумя тысячами бусин, да запнётся об порог. Где бусины уже археологи найдут. Хорошо умеет их сверлить, шлифовать, гранить. Но мой токарный с суппортом, вертикальный сверлильный, шлифовальный… У него есть сумма трудовых навыков. Приёмов, полученных по наследству, обеспечиваемых конкретным набором оснастки. А этой оснастки у меня нет! По многим работам — и не было никогда. Реализовать своё мастерство он не может. А выучиться новому комплекту навыков — не может и не хочет. Учиться? Взрослому? С сединой в бороде? — Ну очень не по-русски! Аж воротит и передёргивает.

Так почти по всем ремёслам. Есть исключения. Вот звонарь. У меня есть колокола, но у парня перезвон иной. Берём. Пусть моих научит. У него оснастка не меняется: верёвка, язык, колокол. Музыка, она того… вечна.

Ещё: бабы.

Мои современники, взволнованные сексуальными девиациями, практиками и проблемками, сразу начинают вздыхать о прекрасных и покорных невольницах. С трепещущими ресницами и нежно дрожащим обнажёнными пупочками.

Фигня. Не русское это дело. С этим туда, к Абассидам и Омеядам. Где тепло и «урюк с айвой растут у рта твоего».

Во-во, к урюкам.

Арабы тысячу лет вывозили рабов из Восточной Африки. Занзибар и всё такое. Соотношение по составу 4:1. «4» — это женщины. Единственный массовый завоз мужчин — для ирригирования низовьев в Месопотамии, закончился восстанием зинджей и длительной кровопролитной войной.

На атлантическом направлении соотношение обратное. Там были нужны не «девочки для развлечений», а «мальчики для прополки».

На Руси ближе к американскому варианту. Более ценятся не источники «прибавления семейства», а источники «прибавочного продукта». Первая забота — кушать. А уж размножаться… потом, в свободное от основой работы время. Поэтому цены выше на работников. Мужское превосходство, в смысле продажной цены, держалось всегда, даже и в середине 19 века.

Гарем? — Фиг с ним. Кто пахать будет?

Здесь за убийство чужой робы вира выше, чем за холопа (6 гривен против 5), но цена на робу ниже: «кощей по ногате, роба по резане», в 2.5 раза.

В Древнем Риме времён Империи обычный раб в мирное время стоил от 500 до 1500 денариев. Простая рабыня — от 150.

Другая картина в части «предметов роскоши»: знающая латынь, грамотная, флейтистка — до 4 тыс. Красивая и ласковая для постельных утех — 6 тыс. и более. Смазливые мальчики — ещё дороже.

Понятно, что здешние победители, рабо-хвататели и холопо-владетели, про эти цены даже не думают — ценник в спинном мозге сидит. Исконно-посконно. А я — подумал. И пришёл к странному, «арабскому» выводу: а на чё нам мужики полонённые? Мы ж и сами с… «даром божьим».

Мне не нужны насильно пригнанные, порабощённые мужчины. Лучше — своей волей пришедшие. Таких меньше надо сторожить, они быстрее учатся, меньше гадят. Проще: быстрее адаптируются и лучше работают. Нынче у меня приток идёт достаточный — спасибо «сказочникам». Хотя есть и полоняне из племён.

Принужденцы против добровольцев — второй сорт.

Понятно, что ситуация в будущем может измениться. Когда возникнут потребности типа больших строек, выработки рудников или галерного флота. Пока — не мои заботы.

Сейчас во Всеволжске нужны бабы. Молодые, здоровые. От 15 до 25. Демография у меня… Я её выравниваю, а она опять… перекашивается. Баб всех… осеменить. Так, чтобы, когда месяца через три-четыре они до Всеволжска доберутся — не порожние были, не даром кормленные.

Некоторые из моих современниц немедленно возопят и провозгласят:

— Моё тело — моё дело!

Сочувствую. Здесь таких глупостей даже не думают. Потому что самый доброжелательный ответ на возопение и провозглашение очевиден:

— Твоё? — Вот ты его и защищай. Сама.

Человека защищает закон. Но закон не защищает преступившего его. Закон устанавливают, в здешних эпохах и местностях, государи. На моей земле — я.

Бог сказал «Плодитесь и размножайтесь».

Соломон уточнил: «Честь государя — в многолюдстве его народа».

Я этим мудростям следую. В жизни и в законе. А ты?

Ты — против Бога? Против чести государевой? — Мой закон тебя защищать не будет. На выход с вещами.

В нынешних условиях, когда в городе стоит двенадцатитысячное оккупационное войско, когда по городу шастают группы ещё не отошедших от штурма, но уже «принявших на радостях» от венчания государя, вооружённых бойцов… Вывели «тело с делом» за рогатки, что вокруг моего района поставлены, да пинка дали. Полчаса не прошло — у «тела» уже нет «своего дела». Есть чужое. Лежит куда положили. А там… Хладное тело называется «покойник». Или — «покойница».

При таких раскладах не надо никого насиловать. Более красивые, выносливые, умные, предусмотрительные, здоровые… сами напросятся, подляжут и налезут, побегут, рядами и колоннами во Всеволжск, сами, по своей воле, собой, своими лонами и чревами, своими аллелями и «культурными традициями», повысят средний интеллектуальный и физиологический уровень моего народа. Качество зверятичей.

«Секс в обмен на еду» — основа эволюции хомнутых сапиенсом. Еда и безопасность — у меня. Эволюционируем. По примеру всего человечества.

Второе, что мне в полоне интересно — дети. Мальчики и девочки. Лет эдак с десяти. Ну, с восьми. Меньше нельзя — не дойдут. При всей, реально возможной со стороны конвоя, заботе. Тут снова: плач, слёзы. Трагедии душераздирающие.

Впрочем, мы не рвали, не хватали, не тащили. Мы — пускали. К себе в рабёныши. Вскоре пошёл поток добровольцев. Бездомных детей, которые прибивались к нам сами. Приведённых родителями, чтобы спасти от голодной смерти.

Самое страшное наказание для них: отчисление «на волю».

Плохо было в городе. Голодно и опасно. Я же мог кормить людей. Поскольку раньше других командиров озаботился и провиантом, и периметром, и дисциплиной — эксцессы у меня были редки.

К полудню как-то раскидались с делами. Собрались. Простенько, но чистенько. Николай опять утомил: все пытался на меня шубы дорогие напялить. Штук шесть притащил. Пока я не рявкнул и не напомнил, что Святослав-Барс от прочих воинов отличался только чистотой одежды.