В Бирюк - Приступ [СИ]

Царь Соломон говорил, что лучше судить споры между своими врагами, чем между друзьями. Ибо из друзей один станет врагом, а из врагов один — другом. Как сделать так, чтобы все стали «друзьями»? Или, хотя бы, дать им такую возможность.

Попутно образовался «закрытый канал передачи информации»: это наречие в здешних краях понимают очень немногие. Чем мы и пользуемся. Не слишком качественно: тысяча выученных мною слов не позволяет строить фразы так, как я думаю на русском. Чувствую себя «людоедом из племени Мумбо-Юмбо» грузинского происхождения. Проще: тупею. Но ему нравится музыка языка. Прежний уровень доверия, взаимопонимания удалось восстановить.

Ну… я так думаю.

Чарджи бывал в этих местах. Давно. Я надеялся на него, как на своё последнее средство против «географического идиотизма».

Увы, воины ходят по дорогам, как охотники по охотничьим маршрутам. Восприятие территории — удел землепашца. Или людей, много натоптавших. Были бы Аким или Ивашко — они бы местность узнали и нас точно вывели. Но Ивашко нынче с Ростиславой Андреевной, герцогиней Саксонской, а Аким во Всеволжске: лечит сорванную в аланском «брачном» походе спину. Чарджи не узнаёт места, три «запланированных» проводника от Точильщика… выпали. И вот, история «Святой Руси» и успех моего предприятия зависит от хнычущего в снегу мужикашки.

Не ново: Гюго отмечает роль «плохого проводника» в гибели значительной части французских кирасир при Ватерлоо.

Если я ошибся, то… будет стыдно.

Проводника увязали и вкинули на спину заводной лошади.

— Если соврал — выпотрошу. Если правда — дам гривну. Ничего сказать не хочешь?

— Я… эта… как на духу…

— Чарджи, разведку вперёд. Тронулись.

Моё, измученное и порядком поредевшее воинство, подтянувшееся за время остановки, потрюхало рысцой следом. Оставили за спиной солидное, по здешним временам (в пять изб) селение Чернушки, где уже шёл дымок из-под стрех. Толпа коней и людей прокатилась по селению «незаметно»: на единственной улочке и во дворах не было никого. Даже собаки не лаяли. Хотя, думаю, все всё видят. Попрятались, собакам пасти позатыкали. В надежде: а вдруг пронесёт.

На «Святой Руси» — война. Усобица. «Человек с ружьём», с мечом, копьём… — источник неприятностей. Возможно — смертельных. Лучше, чтобы «и не видать вовсе». Чернушинцам повезло: нынче пронесло мимо.

На востоке начинало сереть небо. «Небо славян». Рассвет будет… мерзкий. Серый, тусклый. Как девять лет назад на Волчанке, когда русские витязи рубили русским мужикам головы. И сталкивали тела в прорубь.

Оленей здесь выбили ещё до славян. А дым деревень — будет. Грязными пятнами по небосклону. Вёрст на сорок в округе. Война. Рюриковичи промеж себя «правду» ищут. Всё выжгут. Если я проваладнаюсь.

Дорога пошла в горку, я оглядывал свою, вновь растягивающуюся на марше команду. Отмечая спавших с тела коней, осунувшиеся, с провалившимися глазами, лица моих людей. Уши шлемов-ушанок у большинства были подняты вверх, «по-походному», и из множества воротников торчали отощавшие юношеские шейки.

О походе Боголюбского на Киев в 1169 г. я знал давно. Пророк-предсказатель. «Иезикииля плешивая», извините за выражение. Нормальное состояние попандопулы в прошлое. Типа: да я всё знаю! Чего тут у вас будет.

«Всё» — не знает никто. Только некоторые «реперные точки». Частичное знание хуже, чем полное незнание: создаёт ложную уверенность в своей правоте. Например, я не знал, что эта зима будет настолько снежной.

Это важно? — Да. Я планировал выйти к Днепру дня три назад с куда менее замученным войском.

Хуже: как оказалось, изначально я знал правильно только одно: что-то, вот так названное, будет. Успешно-катастрофическое. А теперь пересчитайте такие исходные данные в пуды овса, которые нужно завести в конкретную точку для обеспечения прохода конного отряда. Попутно определившись и с отрядом, и с точкой, и вообще — на кой чёрт это нужно. В подробностях.

«Человек — предполагает, бог — располагает» — мудрость христианская.

«Домашняя дума в дорогу не годится» — мудрость народная.

Пробиваться тысячей коней через глубокие снега — изнурительно, медленно.

Воевать я не люблю. Есть куда более полезные и приятные занятия. А уж участвовать в русской «братоубийственной» смуте…

Причин пересидеть дома, во Всеволжске, это кровавое безобразие я находил множество. Без меня справятся. Зачем мне в «чужом пиру похмелье»? — А оно будет обязательно.

На «Святой Руси» битвы часто сравнивают с пиром.

«Сядем усе» — совейская комедия. «Лежу тихонько я в стороне» — народная песня. «Полягут все» — национальный эпос. «Храбрые русичи» с обоих сторон. Все — «за землю Русскую». С различным пониманием оттенков этого слова. В смысле: кому на столе сидеть.

Спасибо, но ваше меню… не привлекает.

Какие-то сплошь «обеденные» понятия. Пир, стол, напоить… Нет уж, пусть я буду «чужим на вашем празднике жизни». Издалека посмотрю, победителю поаплодирую.

Аргументы «за» сводились к трём:

— отношения с Боголюбским. Я «в пасах» — и он ко мне… «Если ты ко мне по-людски, то и я к тебе по-человечески». А если — «нет», то — «нет». Что плохо и опасно.

— экстенсивный путь. В форме возможности «половить рыбку в мутной воде» момента перемены власти.

— любопытство. Сразу после «вляпа» я попал в Киев. Но видел город мельком — когда въезжали с Юлькой-лекаркой. А так-то… «Новогодний подарок», которого в парандже выгуливают по двору для поддержания мышечного тонуса в предожидании случки с хозяином, не имеет возможности восхититься местными достопримечательностями и образцами архитектуры. Стремление к выживанию пересиливает стремление к прекрасному. Вплоть до полного отшибания.

Из «квартета» базовых инстинктов, пожалуй, только «архитектурное любопытство» легонько подталкивало меня к походу. Самосохранение, саморазмножение, социализация… мимо. Этого у меня и на Стрелке аж по ноздри.

Главное: толкал в поход «пятый инстинкт», стыд. Явный, конкретный. Персонифицированный.

Я — обещал.

Последним доводом явилось сообщение о нахождении Катеньки, Катерины, дочери покойного Вержавского посадника в Вышгородском монастыре под Киевом. Я ей обещал, я ей должен.

Обычные для зоны военных действий несуразности и жестокости, её известная связь со мной и мои враждебные отношения с участвующими в походе смоленскими князьями, делали моё присутствие на месте обязательным.