В Бирюк - Приступ [СИ]

Вот сидят три боярина из Елно. У них есть князь — Роман Ростиславович (Благочестник) Смоленский. Великий Князь Киевский им… никто. «Вассал моего вассала не мой вассал». Принять Боголюбского в качестве своего прямого государя… вместо Благочестника?! Измена!

— Не. Мы — не.

— А «хищник киевский»?

— И чё? Эт пусть князь…

— А кто вас сюда послал?

— Эта… ну… обчество… стал быть.

— И Благочестник про то не знает?

Молчат. Думают. Потеют. Затыкают в рты бороды и жуют. Попали. Как кур в ощип. Такого в вечевых наказах нет, надо самим решать. Принимая на себя ответственность. Спросить? При здешних путях сообщения, наших расстояниях, через заметённые снегом леса… Как здесь гоньба идёт — я уже… А времени-то нет! Совсем.

Чего хочет князь? И чего хочет народ? Надо угадать. Потому что и тот, и другой могут послу так жизнь испортить… Вплоть до отрывания головы.

Все городские «выборные люди» прибыли во Владимир с согласия, а то и по прямому приказу, своих господ. Если Жиздор побьёт князей, то рюриковичи потеряют всё. А прочие… кто как.

На «Святой Руси» миллион взрослых мужчин. Будет большая усобица — тысяч пять побьют. Один на двести. А вот если Жиздор победит, то как бы не треть рюриковичей поедет у чужого порога горбушку выпрашивать. Это — из выживших.

Ещё: «столичные города», прося себе князя, делают это и за «пригороды». Новгородцы, приглашая Ропака или недавно Волынского Романа (Подкидыша), игнорировали псковитян и ладожан. Пренебрежение мнением «провинциалов» было важным аспектом «новгородской боярской революции» 1137 г. Тогда псковитяне и ладожане поддерживали князя. Но на общем вече «столичные хлыщи» «дярёвню неумытую» побили.

На «Святой Руси» нарастает «сепаратизм». В форме феодальной раздробленности. Каждая земля всё более считает себя не частью Руси, а «пупком глобуса». А каждый «светлый князь» — суверенным клопом на том пупке. Обще-святорусское доминирующее ощущение.

Я уже говорил, что не люблю возражать? — Вот и не возражаю. Наоборот поддерживаю и развиваю.

— Почему у нас только Новгород суверенный? «Господин Великий Новгород». Одному только Великому Князю кланяется. А давайте все! Вот кто пришёл к Андрею — все города великокняжеские.

Принося присягу Андрею от имени своего невеликого городка, выборные возвышали статус общины до «столиц светлокняжеских». «Господин Великий Велиж»… звучит?

Каковы будут от этого выгоды и убытки, что перевесит… непонятно, но люди надеются на лучшее.

Конечно, Елно со Смоленском не сравняется, но нельзя ли будет ту ежегодную лисицу, что в «Уставной грамотке» прописана, из подати выкинуть?

— Прежде Торопец четыре ста гривен в Смоленск платил. А теперя пожгли нас. Вчистую. Как думаешь: даст нам Боголюбский послабление? Лет на пять?

— Думаю, даст. У него-то ваших денег прежде не было.

— Да-а… А Благочестник год-два — не более. Да и то — недоимкой посчитает.

«Депутаты» мыкали, хмыкали, протирали задницами лавки, жадно пили квас и покрепче, снимали и надевали меховые шапки, утирали вспотевшие лысины, собирали в горсти бороды и дёргали их…

Короче: пребывали в недоумении.

Что есть «измена»? — Призвать Боголюбского в государи? — Так то «родной» князь велел! И обчество наказ давало. Не призвать? — А «хищник» уже пол-полоцкой земли разорил, смоленских пожёг. И своему родному «миру» — тако же?

Неспособные разрешить сомнения, бояре обращали взоры туда, откуда и должно проистекать «правильное слово»: на князей и епископов.

— Оне-то… повятшее-то… Государи прирождённые, пастыри благодатнутые.

Моя пропозиция провалилась бы, если бы, как в РИ, на съезде просителей был Глеб Рязанский. Они с Боголюбским без скрежета зубовного друг на друга смотреть не могли. Как они друг друга из Рязани гоняли — я уже… Но Калауз встал у меня на дороге. И — воспарил. В эмпиреи. Теперь там, наверное, зубами скрежещет. От бессилия или от глистов — не знаю.

Уточню: я ничего такого не планировал, не предвидел в тот момент, когда Калауз ввёл вывозные пошлины на хлеб и стал «лишним в реале». Просто «сила вещей».

Связка примитивная: я сел на Стрелке — нужен хлеб — Калауз пожадничал — я убрал помеху. Никаких хитромудрых планов, чисто решение локальной задачи совсем по другому поводу.

При этом изменился состав действующих персонажей, изменился ход событий в невеликой местности — на Оке. И пошла волной «бифуркация». Локальненькая. Разворачивающаяся, при её подпитке, правильном направлении и удаче, в кое-какое «цунами» нац. масштаба.

А я что? — я дорогу не выбирал, только направление. В котором я — есть. Этого достаточно.

На Владимирском «конгрессе» два князя — Ропак и Мачечич — безудельные. У них нет городов, которыми Боголюбский мог бы «править на своей воле». Нужно чтобы он сперва победил. Потом — дал удел. А уж потом… будем посмотреть. Кто, как и «на чём» будет там править.

Живчик — князь владетельный. Но большую часть своего владения он получил недавно, после смерти Калауза. Именно с согласия Боголюбского.

— Дал? Не отобрал? — И дальше тако будет. Или — лучше.

Русский князь княжеством не владеет — он им управляет. Вся Русь — достояние дома Рюрика. Эта традиция прямо сейчас отмирает, но ещё вполне ощутима в головах, в повседневной практике. Да и отмирает она не сплошняком, а «ветвисто»:

— Эта земля не моя, а моей «ветви от древа». Ростиславичей, Всеславичей, Юрьевичей, Ольговичей…

Внутри ветвей всё та же «родовая общинность»:

— Дал «старший» город в удел — хорошо. Дал три — ещё лучше.

«Дал» — «на своей воле».

На «Святой Руси» есть закон — «лествица»: кто кому чего должен «дать». И есть «беззаконие». Которое норовит стать «законом». «Закон» и «беззаконие» по числу прецедентов последних десятилетий почти сравнялись. Выбор — за государем. «На его воле».

У Живчика ситуация ещё хуже, чем у смоленских. Благочестнику надо только отбиться от Жиздора. Лучше с Андреем, но, на крайний случай, можно и расплеваться. А Живчику спорить с Боголюбским — смерти подобно. Тот сам может Рязань взять и Живчика выгнать «до не видать вовсе». И никто, при нынешнем раскладе, на помощь не придёт.

Логика владетеля, жизненный опыт, свой и отца, личные отношения — подталкивали Живчика к прочному союзу, к следованию воле Боголюбского.

Так что рязанские и муромская делегации, вместе, само собой, с Владимиро-Ростово-Суздальскими, идею поддержали. К ним примкнули переяславльцы: их князь Глеб Юрьевич (Перепёлка) против старшего брата не пойдёт. И «по душе», и «по делу»: он сидит в Переяславле только пока Жиздору «чего-нибудь жидкое» в голову не стукнуло.