В Бирюк - Приступ [СИ]

Не ходи, — скажет, — не ходи муж мой. Оставайся в дому. На что тебе грудь под стрелы вражеские подставлять, за-ради вятших да главных кровь проливать? Вон, аж и на самом верху, в самом княжьем дому — измена. Сама княгиня, за-ради блуда плотского, мужа своего под смерть подвела. Вятшие нас, людей простых, хоть бы по похоти своей — как тряпку старую выкинут. Не ходи, Миколушка, пожалей меня да деток наших малых. Ни за что, по измене, голову сложишь, сиротами нас оставишь.

Она постепенно затихала, вслушиваясь в мой голос, подставляя своё тело моим рукам.

Чуть слышно произнесла:

— Господи Иисусе… честь моя… имя доброе… все погибло… курва-изменщица… блудодея-душегубица…

Я же оптимистически продолжал:

— Призадумается тот Микола. Да и не пойдёт на стену. А и пойдёт, да, увидев приступ, вспомнит слова супруженицы своей, вспомнит о детках малых. И чего ради за бояр, за начальных людей, голову свою класть? Коль они все скрозь изменники? Коли даже и сама Великая Княгиня… как ты сказала? — курва-изменщица. Кинет тот Миколка щит с копьём да и побежит до дому. К жёнке своей под подол прятаться. Через что и жив останется. Будет дальше жить-поживать, детишек своих поднимать.

Слёзы её были уже все выплаканы, сил не осталось ни на страх, ни на стыд, ни на вражду. Вымытая и вытертая, была она перенесена в соседнюю комнату — опочивальню митрополита, и уложена на его кровать.

Ложе у грека… царьградское. С балдахином, резными столбиками, высокое, на ножках. Не знаю бывали ли здесь прежде дамы. Русый кудрявый волос на полу в заметённом мусоре мои слуги углядели. По длине… такие и в бородах бывают.

Агнешка бездумно расчёсывала свои прекрасные волосы: пред сном надо заплести косы. Я, устроившись у неё за спиной, наглаживал тихонько это нагое тело, никогда не встречавшееся ни жаркому солнцу, ни вольному ветру, ни тяжкой работе.

«Пластилиновая покорность»: повернул, отклонил — так и замирает. Уже не дёргается, не напрягается. Привыкла.

— Я тебе всякого чего порассказывал. Расскажи и ты мне.

— Про чего сказывать-то? Господин.

— Расскажи, как ты мужу сына подкинула. Про Романа, про Подкидыша.

Бедро её, которое я в этот момент наглаживал, мгновенно напряглось. Дыхание сбилось. Старательно неизменяемый тон, стал, однако, тревожным.

— О чём ты, господин? Ничего я не подкидывала.

— Плохо. Исповедь ложная. Метанойя не состоялась. Ты не переменила ума своего. Я не хочу тебя наказывать, но что делать с лживой, негодной рабыней? Как не стыдно тебе передо мной и перед Господом, за лжу свою?

— Я не… не…

— Брось, Агнешка. Упорствуя, ты лишь отягчаешь преступление своё. Да и глупо это. Иль ты думаешь, что меня «Зверем Лютым» прозвали лишь за умение мечом махать да головы рубать? Зверю надобно умным быть. Западни — избежать, добычу — загнать. А уж Лютому Зверю — особенно. Не лги мне. Никогда. Поняла?

— Д-да… господин…

— Тогда сказывай. А начни… С той поры, когда матушка твоя Саломея, первый раз мужа тебе выбирала. Тебе сколько годков тогда было?

— Три… нет, четыре.

История Агнешки типична для феодальной принцессы. Это то, о чём мечтают юные девицы, начитавшись рыцарских романов.

Принцесса — товар. Её тело, душа, судьба… предмет сделки. Точнее, предмет, удостоверяющий соглашение сторон. Сургучная печать на протоколе о намерениях.

Мать Агнешки, Саломея фон Берг, была дамой с выраженным стремлением к доминированию. Польше это дало «Статут» Болеслава III Кривоустого и столетия феодальной раздробленности. Мужа она втягивала в войны, из которых минимум две — с Мономахом и мадьярским Белой II Слепым закончились поражениями. Поляки занимали Поморье и Руян, но справится с немцами, даже в союзе с датчанами, не смогли.

Раздел Польши, проведённый по «Статуту», оставил в её руках «вдовью долю» — целое княжество. Там, в её столице Ленчице, происходили многие важные события.

Саломея не только вправляла мозги мужу, но и рожала. За почти 30 лет супружества она родила двенадцать детей. Едва королева умерла, как более не сдерживаемые железной волей этой женщины, её сыновья передрались друг с другом.

Но сперва она их обезопасила.

Она была второй женой. От первой остался сын Владислав. Который и должен был стать королём. Но Саломея сказала «нет» и пасынок получил в истории прозвище «Изгнанник».

Открытый конфликт между мачехой и пасынком начался с того, что Саломея собрала у себя в Ленчице съезд, который решил выдать вот эту Агнешку, тогда четырёх лет от роду, за сына Киевского Великого Князя. На тот момент — Всеволода Ольговича из черниговских «Гориславичей». Про него и его братьев: забитого насмерть киевлянами монаха Игоря и отдавшему Долгорукому права на «шапку» при «основании Москвы», неукротимого мстителя за брата, Святослава (Свояка) — я уже…

Повернись судьба чуть иначе, и маленькая девочка, которая со скуки норовила побегать под столом, за которым шли важные межгосударственные переговоры, поехала бы в жёны Гамзиле. Да только конь у соглядатая резов был, а у стражников — нет.

Изгнанник резко подсуетился и Киевский Князь передумал. Сам выдал свою дочь Звениславу за сына Изгнанника.

Агнешка росла, мечтала свои детские мечты о прекрасном принце на белом коне, который отвезёт её в величественный замок, где она будет хозяйкой.

Принцессы — товар токсичный и скоропортящийся: девицу уже начали приуготовлять к постригу в монастырь в Цвихельтене. Тут «власть переменилось»: император Конрад III, который поддерживал Изгнанника — мужа своей единоутробной сестры, поехал во Второй Крестовый поход. Саломея выдохнула и померла. Старший братец принялся искать место для успешного кап. вложения своей младшей сестрёнки.

— О! Да тут же Волынь недалече! А Волынский князь нынче — Великий Князь Киевский. Брачуемся!

Брат, очередной Болеслав (IV, Кудрявый) сделал правильный выбор: Изя Блескучий в очередной раз выбил Долгорукого из Киева и стал Князем Великим. С точки зрения интересов Пястов — верно. С точки зрения двенадцатилетней, к этому времени, девочки… а у неё есть точка зрения? — Нет. И быть не может. Брат-сюзерен сказал — встала-пошла. В замуж.

В конце пути трепещущая в радостном ожидании неведомого мужа, семейного счастья, своего дома… девочка обнаружила, что избранник её уже женат.

— А… а как же…?

— Погодь. Сща исправим.

Я уже упоминал странность святорусского «Устава церковного»: церковь берёт 12 гривен за развод венчанных супругов. И 6 — за развод супругов невенчанных.

Здесь — дешёвый вариант.

Процедура развода исполнена, вчерашняя не-вполне-жена из терема съехала. Венчальный обряд идёт без проблем. Но уехала-то «бывшая» недалеко, через улицу перейти. И увезла с собой сына. Отцом и дедом признанного Святослава. Старший сын — законный наследник.