В Бирюк - Чума [СИ]

Николай уж собрался к ордынскому хану в гости, да я притормозил:

— Тут другие дела горят. Караван в Саксонию собрать надо. Ты пошли кого… Для зондирования.

— Чего?!

— Того. Надо сперва хана… пощупать.

— Хана?! За задницу?!

— Факеншит! Для первого разговора пошли человечка из булгар. Которого мы знаем и которого в орде знают. Купчишку какого. Чисто поговорить. О возможностях, о намерениях…

Обычный приём в дипломатии: «золотой мостик». Фуше как-то, в отсутствие Наполеона, договорился о мире с англичанами. Французский банкир, голландский, британский… ещё чуть-чуть и настали бы мир с процветанием. Тут в Париж вернулся император…

— Мусу?

— Н-нет. Муса нынче величина. По нынешним делам в Булгарии… пусть наших людей прикрывает. Тамошние сперва-то эмировским мытарям кишки выпускают. Следом — всем христианам с иудеями. И наших пытались.

Николай крутился здесь, Муса вернулся в Ага-Базар, потолковал со знающими людьми, нашёл купчика, который регулярно хаживал в ту орду. Выдал аборигену наших хрусталин, зеркальц пару. Пергамент типа «верительная грамота». С нашим «чёртом на тарелке» в качестве печати и уместными словами: «Мы, Воевода Всеволжский, поручаем купцу Фаизнуру Ибрагиму Мухаммеду ибн Джафар-беку представлять нашу особу перед лицом хана Приволжской Орды при обсуждении разных вопросов по поводу прохождения наших караванов». Объяснил чего говорить, отправил.

Типичный пример из серии про «делегирование полномочий».

Было время, когда я делал всё своими руками. Позже, хоть и чужими руками, но своими мозгами. Теперь — «высоко сижу, далеко гляжу». Деталей «издалека сверху» — не видать.

Я не знал того купчика, который пошёл в орду. Никогда не видал, собственного суждения не имею. Выбрал и проинструктировал его Муса. Я Мусе доверяю, уважаю, но… Он сам подобные разговоры разговаривал, людей из своих караванов посылал. Ситуация конфликта караванщиков и местных ему знакома. Но тут…

Он не учёл, а я не сообразил, что расклад чуть иной. Разговоры-то не между ханом и караван-баши, а между государями. Уровень другой. Или хану что-то показалось? Или пьян был? Новая наложница не дала? А может, обострение почечных колик? Или иное какое обострение?

Хан не только правитель, но и живой человек. Может быть у человека, например, геморрой? Причём, правящая голова и больная задница составляют неразделимую взаимовлияющую пару.

Короче: купчик сходил, попал к хану, поговорил.

Хан тут же срубил ему голову. Барахло забрал, голову отдал слуге:

— Мы — на своей земле, мы — под своим небом. Наши мужчины — не ослабели, наши сабли — не затупились. Мимо нас — ни зверь не прошмыгнёт, ни птиц не пропарит. Пусть Воевода приползёт, а мы посмотрим. Какова будет наша воля, так и сделаем.

Суверенитет. Полный.

Красиво говорит, однако. Прям не хан, а настоящий кайчи. Только без комыса.

Я не возражаю. Как можно-с?! Я ж сам — законченный либераст и дерьмократ! Вольному — воля! Со всеми вытекающими последствиями.

«Свобода» означает «ответственность». Придётся этому… кайчи — ответку ловить. Посол представляет особу государя, его уста. Убийство посла — смерть убийцы. Иного быть не может.

Знаю, что таков обычай древних монгол. Что у европейцев, греков, славян, у всяких разных восточных людей — иначе. Но мне — плевать. Считайте меня древним монголом — пофиг. Ждите. Своей смерти.

«— Пётр Ильич Чайковский был гомосексуалистом. Но любим мы его не за это».

Не знаю как у того хана с ориентацией. Но «любить» я его буду «не за это».

Николай приносит отчёт, сам весь белый: он же туда собирался, это ж его голову могли вот так, в мешке, в Ага-Базар принести.

Господа совет сидят-молчат. Тишина: Ольбег нынче в Мокше бегает, других «неукротимых истребителей», в смысле: чтобы орать «Истребить! Уничтожить!», у меня нет. Головы думают, головы свои чешут. Ничего не вычёсывается, ничего не придумывается. Воевать нечем, нанять некого, спустить тему по-тихому нельзя.

Тоска. Уныние. Безысходность.

Выйдет луна — сяду на пригорке с Куртом и буду выть. Может, чего и вывоется…

Сработало по Фрейду:

«Прежде чем диагностировать у себя депрессию и заниженную самооценку, убедитесь, что вы не окружены идиотами».

Убедился. Не идиоты: у Мары терпение лопнуло. Громко «лопнуло» — многие испугались, а некоторых «забрызгало».

Ей-то и так эти дела… А уж когда все в стол смотрят да с мозгов пыль стряхивают…

— А! Херня! Времени перевод, уму скорбление! С этого разговору толку не будет! Давай, Воевода, про моё! Я те сколь много разов говорила…!

Я сразу понял: на луну выть пока рано. Поскольку — «забрезжил рассвет». В моих мозгах.

Эдак я скоро Марану вровень со святой княгиней Ольгой почитать стану — «заря перед рассветом».

— А ну стоп. Затихни, сказал! Та-ак… А пойдём-ка мы, госпожа Марана, в твоё заведение. В обитель, так сказать, горестей, болестей и печалей. С надеждами и облегчениями. Там и потолкуем. Все свободны.

Тут надо чуть назад.

Терентий, которому подчинены дальние погосты в период их создания, в самом начале весны 1167 г., после моего возвращения из «шпионского забега» в Великие Луки, докладывает, среди кучи разных накопившихся дел:

— А ещё в Усть-Маломском погосте людишки перемёрли во множестве.

— А что ж так?

— Да кто ж его знает? Отписывают — мор какой.

Малома — приток Вятки, выше Пижмы, по которой мы туда вылезли. Не шатко, не валко, но Вятку мы под себя подгребаем. И вверх, и вниз. Вниз… там булгары. Там сторожко надо. Не провоцируя сильно эмират. Вверх — полегче. Тамошние племена потихоньку примучиваем-приголубливаем. Они уже и воевать за эмира не пойдут, и торг с булгарскими купцами не ведут.

Мор в погосте зимой? — Нетипично.

Типично: сгибли с голоду, замёрзли, погорели, звери съели, злые вороги приходили, травмы, пищевые отравления, ссоры до резни… Мора — не было. Странно…

Прошу показать «первоисточники» — что писали с погоста. И раскладывается у меня…

В погосте сидят двое мальчишек-телеграфистов. Это занятие требует внимания, наблюдательности. Уже говорил: мои вышки не только передатчики, но и источники информации. Ребят учат не только светом моргать, но и по сторонам смотреть. На всякие, выпадающие из обычного течения жизни, события.

«Отработка по отклонениям».

Эти подростки, начиная с первой смерти, дают «в эфир» ежедневную сводку. Не конспект: «вася — заболел, петя — помер», а куда подробнее. Фактически — клиническую картину. Даже с «температурой по больнице»: пара термометров в снаряжение мед. пункта входит, а фельдшер умеет их применять.