В Бирюк - Чума [СИ]

Стал? — Ну и будь им! — А этот… «Земмеля» вздумал стать «мед. статистиком». Гнать таких «игнатов»! Поганой метлой!

Но он подсчитал, что в 1840–1845 годах смертность у хирургов была в три раза, а в 1846 году — в 5 раз больше, чем у акушеров. 31 %. Доля умерших менялась иногда семикратно. Но соотношение между отделениями оставалось. В течение одного года у хирургов из 4010 умерло 459 (11,4 %), у акушеров — из 3754 погибло 105 (2,7 %).

Так в «Весёлой Вене». В Пражской акушерской клинике умерло:

в 1848 г. — 37,36 %;

в 1849 г. — 45,54 %;

в 1850 г. — 52,65 %.

Никакие побоища — Ледовое, Мамаево… — не сравнить по доле погибших с просто рождением ребёнка в процветающей «Златой Праге». «Дом жизни», родильный дом — аналог «фабрики смерти» типа Освенцима.

«Це Европа» — так не только в империи Габсбургов: «…за 60 лет в одной только Пруссии от родильной лихорадки умерло 363 624 роженицы, то есть больше, чем за то же время от оспы и холеры, вместе взятых… Смертность в 10 % считалась вполне нормальной…».

Чисто к слову: здесь нормальная женщина рожает, между тринадцатью и тридцатью пятью годами, каждые два-три года. 7-12 раз. Помимо опасностей органических (узкий таз — могилка через год после свадьбы, слабое сердце, сосуды и пр.), которые убивают, по большей части, при первых же родах, есть опасности с самой женщины не связанные. Вроде дня недели или положения планет — в какую клинику попадёшь. Тут ничего самой не сделать: «рожать да помирать — не погодить».

Десять раз… «смертность в 10 % считалась вполне нормальной»… «А кто в лавке остался?» — больные, бесплодные, калечные, уродливые?

Попандопулы! Это — наше.

Это то, в чём мы оказываемся после «вляпа». Мёртвые женщины в гробах. Стайки осиротевших, наплакавшихся уже до непонимания окружающего, дети. Растерянные мужики в ещё совсем недавно целых, но уже за три дня растрепавшихся, замаранных армяках.

Какие парожопли и вундервафли?! У нас народ — наш народ, наши предки — мрут! Как мухи. На наших глазах.

Похоронная процессия — еженедельный элемент пейзажа каждого русского городка. Хорошо, если в неделю — одна, не мор. Просто… живут здесь так. Заберитесь на колокольню, гляньте окрест. Не ворогов вдалеке выглядывать, не купцов богатых заморских. Под ноги гляньте. На улицы, концы, посады. Здесь — несут, здесь — кладут, тут — отпевают, там — поминают. Во всяк день вы видите рядом, на версту места не более, чью-то смерть. Бессмысленную. Ничем, кроме промысла божьего, не обоснованную.

«Я вас всех любила и никому дурного не делала…».

Впрочем, вы правы: далеко не во всех гробах — женщины. В большинстве дрог — маленькие гробики. Детские. Вам полегчало? Мир стал светлым, безоблачным? Попробуйте представить себе состояние женщины, которая сама только что чуть не умерла, как умирают её сверстницы-подруги. А теперь гробик с её ребёнком опускают в яму.

Почему? — Одни убеждали Земмельвейса, что хирургическое отделение пользовалось дурной славой и роженицы поступали туда, испытывая страх. Другие обвиняли католического священника, ходившего с колокольчиком, который расстраивал роженицам нервы. Говорили об особом контингенте — преимущественно бедные. Заявляли о грубом исследовании рожениц студентами и стыдливости женщин, которые рожают в присутствии мужчин…

Клиники принимали поступающих по очереди, через день, и смертность объясняли причинами телурическими (положением планет). А венские жительницы без всякой астрономии шли на обман, имитируя наступление родовых схваток, чтобы попасть в «правильный» день, в нужную клинику.

Явилась высокопоставленная комиссия, приняла решение. По имеющимся представлениям — абсолютно абсурдное. Комиссия постановила уменьшить вдвое количество практикующих в клинике студентов-иностранцев. Смертность за три месяца снизилась в 7 раз.

Не надо думать, что в Венском университете массово обучались «мигранты из стран Азии и Африки». В ту эпоху в том месте студент-иностранец, преимущественно, итальянец, француз или поляк.

Другой пример: с введением патологической анатомии как обязательной дисциплины смертность от родильной лихорадки выросла в 5 раз.

Деталь пед. процесса: хирурги обучались своему ремеслу на трупах, акушеры — на муляжах.

После смерти друга от сепсиса, догадавшись о причине, Земмельвейс писал:

«Один бог знает число тех, которые по моей вине оказались в гробу. Я так много занимался трупами, как редко кто из акушеров… Я хочу разбудить совесть тех, кто еще не понимает, откуда приходит смерть, и признать истину, которую узнал слишком поздно…».

«Я хочу разбудить совесть тех…» Прежде всего он разбудил свою. Пинок стыда обострил интеллектуальные способности. Он сумел, видя цифры, понять их и сделать практические выводы.

15 мая 1847 года грянул гром. В форме тазика и рукописного объявления на дверях университетской клиники:

«Начиная с сего дня, 15 мая 1847 года, всякий врач или студент, направляющийся из покойницкой в родильное отделение, обязан при входе вымыть руки в находящемся у двери тазике с хлорной водой. Строго обязательно для всех без исключения.

И.Ф. Земмельвейс».

Так родилась антисептика. К этому моменту Земмельвейс не успел проработать врачом и года.

«Анатомический театр является единственным местом, где студенты могут встречаться и проводить время в ожидании вызова в акушерскую клинику. Чтобы убить время, они нередко занимаются на трупах или с препаратами… когда их вызывают в клинику на противоположной стороне улицы, они отправляются туда, не проделав никакой дезинфекции, часто даже просто не вымыв руки… Студенты переходят улицу, вытирая руки, еще влажные от крови, носовыми платками, и прямо идут обследовать рожениц… на собрании врачей клиники медицинский инспектор Граца воскликнул: „В сущности говоря, акушерская клиника представляет собой не что иное, как учреждение для массовых убийств…“»

До введения «тазика», в апреле 1847 года, из 312 рожениц умерло 57 (18,26 %), в мае, когда метод апробировался, смертность снизилась до 12 %, в следующие 7 месяцев — до 3 %.

2 октября новое несчастье: заболели и умерли 12 женщин, лежавших в одном ряду, начиная с койки № 2. Причину обнаружили мгновенно. Первую койку занимала пациентка с раком матки, чья гноящаяся слизистая мало отличалась от таковой у септических больных. Значит, зараза передаётся и от живых. С этого дня Земмельвейс начал мыть руки после каждого осмотра, и дезинфицировать свои инструменты: за 1848 год скончалось лишь только 1,27 % рожениц — дела пошли лучше, чем у акушеров.

Для сравнения: в 2017 в РФ «материнская смертность» (42 дня) — 7.1 на 100 000, в 1986 г. — 47.7.

У Земмельвейса не было кислорода, переливания крови, антибиотиков, обезболивающих, питоцина, УЗИ… Ничего, кроме совести и хлорной воды. Этого достаточно, чтобы снизить смертность в полтора десятка раз.