В Бирюк - Чума [СИ]

А что ж юный корнет-вдовец, потерявший своё счастье в немытых руках маститого профессора?

«Кто влюблен — видит сон…».

Сон кончился, начался кошмар. Лайош Кошут, журналист, революционер, немецко-словацкий левый мадьярский шовинист, провозгласил независимость Венгрии, низложение Габсбургов, республику, себя — президентом-регентом.

200-тысячная «народная» армия мадьяр лихо била 120-тысячную имперскую. Но сопротивляться 100-тысячному корпусу Паскевича даже не пыталась. Венгры разбегалась или сдавалась. Русские избегали кровопролития (мелкие стычки, потери менее восьми сотен) и передавали пленных законным властям.

Австрийцы пленных расстреливали.

За подавление мадьяр Россия получила прозвище «жандарм Европы». А австрийцы? «Европейский палач»? — Их-то за что?! По закону же! Цэ ж Европа!

И «палач», и «жандарм» работают «по закону». Если «без закона» — называются иначе.

Во время Крымской войны, наблюдая за дипломатическими манёврами Австрийской монархии, Николай I скажет:

— В истории есть два идиота, спасших Вену: Ян Собесский и я.

Но вернёмся в Вену, в родильное отделение 1847 г.

Казалось — вот же очевидный результат. Вот живые женщины!

А не важно. Что живые. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!».

29-летний мальчишка из каких-то трущоб какого-то Пешта вздумал учить опытнейших, признанных, убелённых сединами и славами, мастеров благородного ремесла, восходящего к самому Асклепию!

Коллеги смеялись над Земмельвейсом, говоря что он пытается перехитрить «больничную смерть» кусочком хлорной извести.

Тут приключилась революция. Студенты-медики вооружились и вступили в Национальную гвардию. Земмельвейс учил гвардейцев мыть руки. Коллега-начальник написал донос. Акушер стал «политическим». Выслали из Вены.

Так он и в Пеште реорганизовал родильное отделение! Там женщины лежали на простынях, пропитанных кровью и гноем предшественниц. Переменили бельё — смертность снизилась до 0.8 %.

Земмельвейс написал пять писем: четыре — знаменитым врачам и общее — всем акушерам. Угрожал, что обратится к обществу с предупреждением об опасности, которая грозит каждой беременной от докторов, не моющих руки.

Единственное требование — попробовать применить его методику. В ответ — резкое осуждение не только методики, но и его самого.

Надо сказать, что человек был… тяжёлый. Апломб, агрессивность, странности поведения…

Он понимал, что сделал, знал себе цену и не стеснялся в выражениях. Типа: Я — гений, а вы — бестолочи и убийцы.

Восстали все светила врачебного мира Европы. Его возненавидели: он называл убийцами всех, кто не признавал его метода. Он опроверг аксиомы: всегда считалось, что чем больше врач анатомирует, тем он более опытен и тем успешнее его операции на живых людях. По Земмельвейсу врачу вообще запрещалось за день-два до обследования пациенток посещать морг.

Противостояние общему мнению профессионального сообщества привело Земмельвейса в дурдом: заманили обманом. Отвергаемый и осмеиваемый коллегами, он умер от сепсиса после случайного пореза во время операции, произведённой перед помещением в дом для умалишённых в Деблинге.

Открытие Земмельвейса было приговором акушерам всего мира. Оно превращало врачей в убийц «своими рукам». Густав Михаэлис, известный врач из Киля, в 1848 году ввел у себя в клинике стерилизацию рук хлорной водой. Убедился, что смертность действительно упала, не выдержал потрясения, покончил жизнь самоубийством.

Дольше всех сопротивлялась пражская школа врачей, у которых смертность была наибольшей в Европе. Открытие Земмельвейса там признали через 37 лет.

Всё это время роженицы продолжали покорно умирать. Дабы не потревожить ранимую совесть светил из плеяды.

Российских генералов традиционно ругают за пренебрежение к уровню потерь в войсках:

— Ерунда, бабы новых нарожают.

Вот «просвещённая гуманная Европа». В которой не солдат — самих «баб» не жалеют. Не ради выполнения боевой задачи или, там, «боишко, чинишко, орденишко», а просто…

«Не знаю. И знать не хочу-у-у-у!».

Страшно. Старательному, благовоспитанному, благонамеренному… бреясь утром, сказать в зеркало:

— Ты — убийца.

Стыдно.

— Ты — грязнуля.

Неудобно.

— Мыть руки с хлоркой? Они же будут сохнуть! Мои холёные руки станут сухими, обветренными. Как у какого-то извозчика.

В просвещённой и процветающей Европе женщины продолжали умирать.

Россия и тут опоздала: первый государственный роддом был создан по указу Николая II в 1897 году, «…дабы женщины лёгкого поведения не рожали на улицах». Остальные рожали в домах. Неумытых хирургов прямо из морга… как-то не наблюдалась. Всё в рамках 10 % нормы, которая «считалась благополучной».

Коллеги, прогресс требует концентрации населения. Преимущественно мужского. Которое закономерно хочет перейти в состояние женатого. Жёны ваших людей будут рожать. Вам это странно и неожиданно? — Придётся озаботиться. Рост системы быстро исчерпает существующие возможности. «На вас здесь не запасли». Нужно или расширенное воспроизводство традиционных повитух, что вовсе не мгновенно, или качественный скачок.

Или сбрасывайте темп прогрессизма до обычного в РИ, или озаботьтесь родильными домами. Получите вариации Пражской или Венской клиник. Тогда — молитесь. Чтобы и у вас появился свой «Земмеля».

Факеншит уелбантуренный! Очевидное — невероятно?! Перебирая во множестве попадёвые истории, нигде не нахожу примеров заботы о родовспоможении. Проявление сексизма в форме маразма? Торжество системной некомпетентности? Какой может быть прогресс человечества без внимание к рождению человека?! Для кого вы прогрессируете, коллеги?! Для покойников?! — Им ваши труды ненадобны.

«Мёртвые срама не имут». И прогресса — тоже.

Ни призывами, ни угрозами, ни фактами невозможно было сломить позицию европейских врачей.

— Такова женская природа, особенности консистенции телесных жидкостей, слабость конституции, наказание за первородный грех…

— А мужчины?

— Что?! Они же не рожают!

— Да. Но — дохнут.

Госпиталь в Глазго в 1849 г. — из самых «нездоровых» во всем королевстве. Окна выходят на кладбище, где неглубоко похоронены холерные больные. Летальность доходит до 60 %, хирург вполне удовлетворен, если удаётся снизить до 25 %.

Очень хороший показатель. В военных госпиталях смертность после ампутаций 75–90 %.

— А что вы хотите? Миазмы. Место такое.

Место оставалось «таким» до Джозефа Листера.