В Бирюк - Чума [СИ]

— Вот ты, Воевода, говоришь, что зараза эта только в тепле живёт. А как же оно зимой-то? Люди-то в феврале помирать начали. Ни в земле, ни в воде твоя… палка усатая живой быть не должна. Или как?

«Усатая палка» — у палочки под микроскопом видно 8-12 усиков. Я ребятам нарисовал. Даже на пальцах показал, как они шевелятся.

Мда… двое блевать убежали.

Л-л-лекари, прости господи. Итить их, патологоанатомить.

Он прав: идеально для микроба — температура человеческого тела. Мы для них — комфортная среда обитания.

Обычно эпидемии желудочно-кишечных идут летом, с мая по сентябрь. Но в скученном сообществе, в обогреваемых помещениях…

— Зимой эта зараза выживает в земле и в воде. В три дня в холодной воде из полусотни остаётся одна. Но — живая. Попала в тепло — размножилась. Очаг заразы внутри погоста. В тепле. Дровяной склад — нет. Конюшня или хлев — вряд ли. Поварня?

Оп-па… А это идея… В сочетание со словом «сальмонеллезы» — очевидная…

Ещё вопрос:

— А чего нам туда ехать? Ежели там эту заразу подхватили в феврале, то все, кому волей божьей суждено — померли. А которые нет — выздоровели. Лечить-то уже некого.

Умирать в погосте начали в конце февраля. Я узнал об этом в конце марта. Ледоход. Водополье. Дорога. Лекари доберутся до места в мае.

От момента заражения до обнаружения болезненных явлений 2–3 недели (инкубационный период), 3–4 — болезнь, 4–6 — выздоровление.

— Верно. Но не вполне. Первое: возможны повторы. Неделя-полторы жара нет, потом опять. Может быть два-три раза. В более лёгкой форме. Сигнальщики говорят о двух таких случаях. Второе: переболевшие повторно не заражаются. А остальные?

«Наибольшее выделение возбудителя с фекалиями наблюдается в течение 1–5 нед. заболевания с максимумом на 3-й нед, с мочой — в течение 2–4 нед. Реконвалесценты… выделяют возбудителя во внешнюю среду в течение 14 дней, у 10 %… процесс продолжается до 3 мес. (острое носительство), 3–5 % становятся хроническими носителями, выделяя брюшнотифозную палочку в течение ряда лет. Перемежающийся характер выделения возбудителя брюшного тифа у хронических носителей затрудняет выделение и повышает их эпидемиологическую опасность».

«… в течение ряда лет…».

Факеншит уелбантуренный!

Спокойно, Ваня. Теперь с этим надо жить. Годами. Всегда.

Излагаю слушателям и задаю простые вопросы:

— Можно ли выпускать переболевших из погоста? Можно ли подселять туда новых насельников?

Насчёт «хронических носителей». Если живых переболевших в погосте осталось 26 человек, то, наверняка, один из них — хроник.

Та-ак.

С ответом Чернышевскому на его вопрос «Что делать?» — определяемся. Ленина, с его «С чего начать?» — тоже удовлетворяем. Дошла очередь до Льва Николаевича — «Кто виноват?».

Рассказываю историю «Тифозной Мэри».

Была такая яркая дама. Держала в панике Нью-Йорк десять лет. Абсолютно здоровая женщина. Сильная, энергичная, громкая. «Кровь с молоком». С действующим очагом инфекции в мочевом пузыре. Ей — никакого вреда, а вокруг — народ дохнет пачками. В смысле: семьями, куда она кухаркой нанималась.

Сочетание трёх факторов: носительство инфекции, доступ к приготовлению пищи, низкий уровень личной гигиены.

Случай — предельный. Её мать была больна тифом, рожая «Мэри». После смерти «Мэри» проведённое вскрытие показало активно функционирующий очаг инфекции в её мочевом пузыре. Заразна до собственного рождения и после своей смерти. Пока трупное окоченение не выморозило бактерию.

— Ищите, мальчики-девочки. Нужно найти все источники заразы. Иначе покатится. Мор. Вниз по Вятке. С Вятки в Каму, с Камы в Волгу. И нам сюда… достанется. Посмотрите вокруг, на друзей-знакомых. Запоминайте. Пока они все живы. Упустите — каждый четвёртый помрёт. Идите, найдите, изолируйте.

Помимо собственно медицинских дел, помимо обеспечивающих технологий, о которых я уже, есть транспортные проблемы. С государственно-политическим оттенком.

— Лодки брать плоскодонки, «рязаночки».

— Чего это? Ушкуями же ловчее. По Волге, Каме, Вятке.

— Нет. Идти через Ветлугу в Пижму.

— Так дольше! И тяжелее. Волок…

— Рядом с Булгарией не ходить. Делай.

В караване, помимо собственно будущих «чумологов», пойдёт необходимое пополнение для Усть-Маломского и других Вятских погостов. И воинский отряд. Для обеспечения карантинных мероприятий. На случай возможных… общественных осложнений. Как среди своих, так и среди аборигенов. Люди на эпидемию реагируют… социально. Средневековых вариаций народных последствий «процесса кремлёвских отравителей» — не надо.

Появление вооружённого отряда на Каме, в границах эмирата, вызовет реакцию эмира. Радости с его стороны я не ожидаю.

В начале мая караван ушёл. Я относил Боголюбскому свою «повинну головушку», вернулся, прививал Ростиславе: «Не бояться. Ничего-ничего». Усмирял Софью, давил эрзянских картов, придумывал параплан, гонял турбогенератор, цемент начали делать… Учил. И помогал учить другим. Артёмию — его новиков, Манефе — её младенцев, Чарджи — костромских и прочих там — порядку. И ждал. Сообщения о смерти моих людей. Из-за моей ошибки в дистанционной диагностике, из-за недоученности, из-за конфликтов с местными, из-за провалов в обеспечении…

«Чумознатцы» ещё до места не дошли, а первый результат уже случился.

«Языки по колено» — молчать здесь не умеют. В Усть-Пижме караван разделился, и те, кто повернул в погосты вниз по реке, немедленно поделились новостью со старожилами. Дальше — покатилось.

«Хоть шаром покати» — русское народное описание. Пейзажа, натюрморта, интерьера, контента холодильника…

Реакция населения на новость совсем не похожа на реакцию на новогоднее поздравление президента. Скорее на: «Внимание! Воздушная тревога!».

Торговля встала: все попрятались.

Пушкин, повстречав в 1830 г. разбегающуюся от холеры Макарьевскую ярмарку, пишет:

«Бедная ярманка! она бежала, как пойманная воровка, разбросав половину своих товаров, не успев пересчитать свои барыши!».

Тут ярмарки нет, но разбегаются похоже.

Новость о моровом поветрии на средней Вятке, сопровождаемая «страшными подробностями» перевранных «из уст в уста» моих поучений, распространилась и в поселениях, контролируемых булгарами.

Типа: река отравлена. «Полуночный колдун» выпустил туда «усатые палки». Их не видать, но они там есть. По ночам выбираются на берег, заползают в жилища, влезают в открытые рты и прочие естественные отверстия спящих и грызут-грызут-грызут изнутри кишки. Лязгая жвалами и пронзая жалами. Во-от такими!

Население бежало. От реки, от моих людей. Мои бы тоже разбежались, но некуда. Да и начальство в погостах, получая ежедневные увещевания по телеграфу, хоть и тряслось, но сидело на местах.