В Бирюк - Чума [СИ]

Булгарские начальники, стражники, купцы, ремесленники улепётывали на юг, за Каму. Местные разбегались по родным племенам. Нашёлся повод двинуть освободившейся вскоре карантинный отряд вниз по реке. Занимая опустевшие булгарские опорные точки вплоть до устья.

Можно было бы и по Каме продолжить, и за Каму перелезть. При виде нашего флага с «чёртом на тарелке», аборигены хватали детей и утекали за пределы видимости. Увы, людей у меня мало, пришлось остановиться.

Первые сообщения из Усть-Маломы были вполне благостные: всё вычистили-вымыли, больные давно выздоровели… И чего ходили — непонятно.

И тут вторая волна. Один заболевший, три, пять…

У меня… Хорошо, что я лысый. Были бы волосы — вылезли от страха. Неужели я ошибся? Неужели там что-то другое?

Сигналки читаем втроём, с Марой и Терентием. Мара чуть не плачет. Ей своих воспитанников жалко.

— Господи! Зачем я тебя послушала! Какой я была дурой!

Вы плачущую Марану, колченогую богиню смерти, представляете? — Страшное зрелище.

Обмякла Марана, душой помягчала. Привыкла у меня тут к хорошему. Вот, даже и слёзы сыскались.

Я пытаюсь как-то… успокоить, воодушевить. Типа пошутить изысканно:

— Мара, почему «была»? Скажем эпичнее: «Время над тобой не властно!».

В ответ на глупую шутку получаю… стробоскопическое выражение её эмоционального состояния. Аж в глазах вспышки. Непечатными были даже жесты её рук и выражение её глаз.

Факеншит! У меня тут «Саксонский проект». Две весьма своеобразные, тонко чувствующие женские души. Их надо глубоко понимать, точно и нежно настраивать. А мне с утра… как в помойное ведро головой.

Терентий спокойнее. Он привычен посылать насельников на смерть — в погостах всегда густо помирают. Да и они ему, хоть и в лицо знакомы, но не близкие. Вот он и додумался.

— Странно. Из тридцати одного человека: лекарей, кормщиков, новосёлов-насельников — заболело тридцать. А из тридцати пяти воинских — ни одного. С чего бы это?

— А…! Вояки! Бездельники! Только жрать да спать…!

— Мара! Уймись! Какое «спать»? Они там полевой лагерь поставили, леса немало вывалили… Стоп. Лагерь. За версту. «Жрать»… Кормёжка своя? Списки. Кто имеет доступ на поварни? В погосте и в лагере. Живо.

Через день имеем два коротеньких списка. Полностью не совпадающих. В обоих — только новоприбывшие, старожилов нет.

— Мара, ты своих людей лучше знаешь. Почему твой старший команды врёт? Или он просто лопух?

— А…! Да ты…!

— Не дакай и не тыкай. Почему ты поставила старшим человека, который мышей не ловит?

— Он лучший лекарь!

— Дело лекаря — лечить. Дело начальника — организовывать. Твоя креатура — бестолочь.

— Кто?!

— Вот он. Это — список первоначального назначения. Сейчас они в горячке лежат. Кто людей кормит?

На расстоянии в полтысячи вёрст углядеть, кто там щи варит… То-то меня колдуном зовут.

Дальше в два дня определили источник инфекции.

Да, вариант «Тифозной Мэри». Молодая вдова из эрзя. Пока жила в кудо её к готовке не допускали, по-опытнее хозяйки были. Потом род не туда вступил, в смысле политической ориентации, попал под «атомизацию». Женщина, пройдя обычный цикл обучения, отправилась прачкой в Усть-Малому.

«Прать» — дело тяжёлое, холодное и сырое. Когда одна из кухарок зимой померла, то «Мэри» напросилась на её место. Тиун согласился: гендерное разделение труда, кухарить — бабе.

Это — в январе. Через месяц пошли больные. Дама сама по себе… не отличается чистоплотностью. А надзор был слабый. Уже говорил: зимой в погостах уровень дисциплины, вообще — активности, падает.

Когда пришли «чумоведы» всех старожилов отодвинули, поварихи были привезённые. Тут «Святая Пасха» пришла. Куличи, пироги, разговление… «Мэри» позвали помочь на кухне. А кого? — Она всё там знает, с местной капризной печкой освоилась. Сама — здоровьем пышет. Выглядит и чувствует себя великолепно. Да и вообще, она там не стряпуха. Только возле дверей постоять, мелочи разные помочь… Воды принести, тесто замесить…

Цена этим мелочам — три покойника из новосёлов. Включая того лоха, который «лучший лекарь». Был.

— Казнить! Утопить! Сжечь!

— Марана, ты сильно поглупела? Понять — вот главное. Что у нас с увеличительными стёклами и красителями?

Мы снова собирали туда посылку. Каждая подобная оказия, начинающаяся с необходимости доставить куда-нибудь какую-нибудь коробку, разворачивается в караван из нескольких лодей с сотней человек экипажей и пассажиров.

Неожиданное расширение Вятской линии требовало новых насельников в опустевшие булгарские селища, превращаемые в наши погосты, строителей, связистов, землемеров и тд. Которым нужен инвентарь, припасы, скот, хотя бы для начала…

«Мэри» отселили на опушку леса, огородили изгородью, запретили выходить со двора, совершенно не подпускали к съестному, корм — преимущественно чёрствый хлеб да вода, отдельные вещи, отдельная посуда. Будто «опаганилась».

«Устав церковный»:

«С некрещенным, а иноязычьником от нашего языка, с некрещеными ни пити, ни ести; доколе же крестяться; аще кто ведаа ясть и пиетъ, да будеть митрополиту у вине.

Аще кто с отлученым ясть и пиеть, сам отлучен будеть».

В моих землях такое не работает. Новообращённые не только этих формулировок, самого слова — «Устав Ярославов» — не знают. Но смысл остракизма, «изверг» — исключение из общества, остро чувствуют.

«Отлучённая», «зачумлённая», «извергнутая».

Она злилась. То крыла лекарей на эрзянском и русском.

— Бестолчи! Придурки! Я же здоровая! Гляньте же!

То начинала угрожать:

— Погодите, я вам весь погост обоссу! Во все котлы, во все погреба — кала накидаю! Всё сдохните — одна останусь!

Получив первые «стёкла Левенгука» «чумологи» немедленно отрапортовали об успехе. Я не поверил.

Знаю какая эйфория начиналась в научных кругах после каждого открытия в этой области. После опубликования результатов Коха по сибирской язве каждый месяц сообщали о новом микробе. Почти всё оказалось туфтой.

Наука — публичность и повторяемость. Секреты, уникальности — не наука. Выдумки, обманы и самообманы, спекуляции, редкости, таланты… Наука — это то, что любой человек в тех же условиях может повторить с тем же результатом.

«Тело, впёрнутое в воду, выпирает из воды». Любое тело. Хоть — мишино, хоть — машино.

Потребовал доставить материалы и «носителя» во Всеволжск.

Тут выяснилось, что выделить культуру мы можем. Даже хранить локально. А вот транспортировка… Тащить стеклянные вещи через волоки рискованно. Что-то разобьёшь обязательно. Когда на это накладывается риск утечки микробов, необходимость обеспечить стабильный температурный режим, суеверия окружающих…