В Бирюк - Чума [СИ]

Можно повторить плач Меркуцио из Вероны: «пошли на корм червям». Твоё мясо сгнило в земле, от тебя остался только костяк.

Жаль. Ты мог стать ете-ата нового рода, твои аллели могли умножиться в детях и внуках, стать частью генофонда твоего народа, человечества. Увы, все твои достоинства и таланты сгнили. Ты никому не стал предком. Просто потому, что тебя не научили думать. О себе. С тебя могло начаться новое шежере. Но ты остался в старом. В героическом, славном, древнем… В чумном могильнике.

«Родоначальник» потому так и называется, что, отринув прежний род, в котором он родился, создаёт, «начинает» свой, новый. Не ты.

Ты мешал. «Удалению от смертельных опасностей». Прощай. «Дальше — тишина».

Вечером заглянул к Маре, среди прочего спросил:

— Мара, у тебя ж новый микроскоп есть? Тут недалеко скотомогильник свежий. Пошли кого-нибудь из своих чумоведов. Подозреваю, там другая зараза. Покрупнее, спорами. И ядовитее. «Персидский огонь» (сибирская язва, антракс). Рот и ноздри держать закрытыми. Хоть и редко такое бывает, но смертельно. Карантин — 2–3 дня. Давай.

В ночном кошмаре привиделось посыпание патогенами полосы в Великой Степи. Вёрст в тридцать шириной. На пути татаро-монгольского нашествия. От Иртыша до Арала. Спрыгнуть с Тяньшаня на параплане с мешком на заднице. Летишь себе, а сзади белый порошок хвостом сыпется…

При потере четверти личного состава на марше монгольское войско…?

«Пришли мыши и погрызли колчаны».

Мда… решение. А по Иртышу вымрут многолюдные города кыпчаков, отмечаемые путешественниками ещё в 14 веке. И вообще все, кто пьёт воду из реки. Аж до Обской губы.

«Спалить дом, чтобы зажарить поросёнка» — старинная английская мудрость.

Там — не мой дом. Пока.

Слухи о моровом поветрии в Усть-Маломе вызвали панику у соседей. Чиновники эмира, воины, торговцы бежали на юг, за Каму. Булгарский князь из Ак-Кэрмен («Белая крепость») в устье Вятки удрал на другой берег. Опустевшая крепость была занята моим отрядом. Попытка прежних хозяев отбить городок окончилась неудачей, сам князь был ранен, вскоре умер.

Ожидался конфликт с Булгарией. Но покойник отказывался «выжиматься досуха» по воле эмира. Инцидент был преподнесён Абдуллой как моя, пусть и малая, помощь блистательнейшему в его трудах по установлению мира и порядка. Эмир был рад взвалить на меня заботу об умиротворении бунтующих северных племён: у него были серьёзные проблемы в центральных и южных областях.

— Отдать мои исконные владения?!

— Отдать? Зачем? Чисто в подержание. Пока не успокоиться и благоустроиться. А иначе… оттуда сюда полезут.

В Каму была пропущена моя флотилия из четырёх ушкуев, водомерки и «Кон-Тики». Которая доставила в «Белую крепость» ещё один воинский отряд, поселенцев, припасы.

«Демонстрация флага» оказалась полезной: бунтующие данники эмира сообразили, что могут защититься от гнева блистательнейшего и взыскания недоимок, джизьи и прочего, приняв моё подданство. «Сменить хозяина». Конечно, «Усть-Ветлужское соглашение» тоже требует «дай». Но оно ограничено по времени и, в нынешних условиях форсированного восстановления казны победоноснейшего, просто выгоднее. Лучше отдать «десятину во всём», чем «излишки всего».

Моё предложение было поддержано воинскими отрядами, блокадой реки, множеством интересных товаров. Включая лекарство от морового поветрия.

Лекарство? — Концентрат клюквенного сока с травами, по три капли на стакан кипячёной воды в день. Никому не вредит, но придаёт уверенности. Укрепляя лояльность к новым хозяевам этих мест.

Плацебо полезно и само по себе. Особенно — при наличии веры в могущество «Полуночного Колдуна». А тут и витамины есть.

Множество селений по Вятке, по её притокам, приняли мою волю, мой закон.

Огромная петля, образуемая Вяткой, дополняемая Чепцой и её притоками, вывела к истокам Камы. Мои изыскатели двинулись оттуда вниз, к нашей уже «Белой Крепости». Заглядывая по дороге в устья впадающих в Каму рек.

Есть такая речка — Вишера. По которой пойдёт (в РИ) Чердынская дорога. Путь в Сибирь через Чердынь русские получили после похода в 1472 году. Спустя 11 лет этой же дорогой ходили на Пелым князья Фёдор Курбский и Иван Салтык Травин.

Другая интересная речка чуть ниже — Чусовая. По ней (в РИ) шёл в Сибирь Ермак Тимофеевич.

Третий путь: Бабиновская дорога. 260 вёрст сухого тракта, основной путь (в РИ) в Сибирь два века. Сорок мужиков построили за два года.

Надо посмотреть.

Весной следующего года впервые полностью загруженный моими товарами «авианосный Кон-Тики» отравился в саксинский поход. Двадцать тысяч зеркальц! Десять тысяч коранов! Тридцать корчаг отбеливателя! Триста слонов керамических!

— Николай, зачем изображения слонов в мусульманские страны? Им же нельзя!

— Э, Воевода, давай ты будешь править, а я — торговать. Ха! Там такие мусульмане, что слонов с руками оторвут! Э-эх, нам бы ещё голых баб…

— Порнокерамика? «Купающаяся колхозница»… «Бедуинка и верблюд»… «Вдова с негром и обезьяном»… В «1001 ночи» есть похожий сюжет. Где наш иконописец-визажист-натюрмордник? Надо Горшене рассказать…

Кораблику не препятствовали. Ни туда, ни обратно. Некому. Степняки, испуганные гневом великой реки, убивавшей их «усатыми палками» прошлой осенью, разбежались или вымерли.

Жителям Саксина разбегаться было некуда. В городе были видны заваленные мусором пустыри на месте сгнивших или сгоревших прикопанных кибиток вымерших семей здешних булгар. Там уже ковырялись новосёлы.

Новый хан Саксина был моложе и разумнее предыдущего. Восхищённый красотой синепарусной расшивы, обрадованный скачком товарооборота и, соответственно, ростом платежей в казну персидских и кызылбашских купцов, он выдал Афоне освобождение от налогов на десять лет и право управления «Русским подворьем» — двумя улочками, где останавливались русские купцы, жили русские ремесленники и стояла православная церковка с кладбищем. Мой Афанасий Никитин принялся приводить это в порядок, серьёзно вкладываясь. В частности, выкупая русских и нерусских (марийских, мордовских, буртасских…) полонян на Прикаспийских землях. Их рассказы позволили, среди прочего, составить подробную лоцию Каспия.

Ничего нового, «сделать из дерьма конфетку». Нарвавшись на несчастие, на моровое поветрие, не бежать в испуге, как сделало большинство нормальных людей на Вятке, не вопить в страхе и ярости: «Уничтожить! Выжечь!», как рычала Марана, а смотреть, думать, делать. Защитить своих от «пятнистой горячки». Заставить научиться защищаться. И уполовинить врагов. Защищая своих от грабежей и убийств.