В Бирюк - Чума [СИ]

Калауз не мог забрать вотчины у бояр Боголюбского.

Нет, мог, конечно. По основаниям: измена, воровство. Конкретно по именам, с доказательствами. Мог «восстановить справедливость» там, где прежний хозяин владения требует возврата. Но просто сказать: Боголюбский дал шапку и землю — пшёл вон — нельзя. Все местные бояре, предки которых разными князьями в разное время произведены в это сословие, взволнуются. Их же и самих можно также. Если князь не будет соблюдать преемственность, подтверждать решения своих предшественников в этой части, то… то не лучше ли Боголюбского назад звать? Он, конечно, головы рубит. Но — за дело. А не чохом по происхождению.

Поставленных Боголюбским бояр со службы выперли, но вотчины оставили. Семейства эти беднели без «княжьей милости» и «служебного приварка», но оставались на земле.

В год пока Боголюбский был Рязанским князем, один из его слуг получил шапку и землю и женился на местной. Прошло 13 лет, выросла дочка. Надо замуж выдавать, а приданого — «только с чем в баню сходить».

Жили они это время в усадьбе возле Оки. И хранили грамоту князя Андрея «о даровании боярской чести» и наделении землёй. Вот этой тысячей десятин у «Погорелого леса» на Проне.

Уходя от Рязани после «восстановления законной власти», половцы, по обычаю своему, ухватили «что под руку попало». Например, две деревушки в этом урочище. Больше там насельников не было, земля лежала пустая. «Маломочный» владетель заселить её не мог.

Вотчины, как и лены в Европе, не делятся — экономическая основа феодального ополчения. Получить в приданое кусок вотчины боярышня не может, только шмотками. Но есть подробность: пятая часть феодальных семей в эту эпоху на Руси и в Европе не имеет наследников мужского пола.

Баба дружину в бой не поведёт, поэтому и быть владетелем не может. А кто может? Для Европы это одна из причин постоянных междоусобиц. Про конфликт Льва и Медведя в Саксонии — я уже… Оба — наследники Билунгов по женской линии.

В «Святой Руси» проблема решается мирно. Разными путями.

Вотчина есть собственность не одного человека, а рода. Глава помер? — Новым главой станет его брат. Или сын. Или племянник. «Лествица». Много мужчин, кровных родственников, живущих в общем хозяйстве, одним домом, должны помереть, прежде чем хозяйство останется «женским». Т. е. безхозным.

Такое случается и законодательством предусмотрено. В «Уставной грамоте» Ростика указано, что князь не имеет права забрать такую «задницу» (наследство), а обязан выдать девок-сирот замуж. Это отличие боярышень, девки-сироты в других сословиях «задницу» не наследуют, отходит владетелю.

Князь награждает, таким образом, своего человека не только шапкой и землёй, но и женой. Название рода меняется, но моб. возможности не снижаются, новым владетелем и «ком. взвода» становится зять.

В 12 в. зятья включаются (минимум дважды) в общий порядок общерусского княжеского наследования, обгоняя, по воле Великого Князя, даже и родных его братьев.

Вариант «зять-наследник» и проворачивает Скородум. Невеста — единственный ребёнок в обезлюдевшей семье с нищей вотчиной. Часть владения получает сразу в качестве приданого. Остальное — по смерти тестя.

Скородум всё это изложил Софрону. Оглядел горделиво:

— Во какую я хитрость удумал!

Пивком горло промочил. Отфыркнулся.

А Софрон молчит. Думу думает.

— Ага. Ну. А князь как?

— Ещё не знает. Но ему-то с чего поперёк вставать? Я-ж его, муромский. А не тесть — нищий, болящий, суздальский.

Ну… учитывая репутацию Скородума и его невеликие успехи в деле повышения обороноспособности Пронска…

— Отец Елизарий уже благословение дал и день венчания назначил.

— Ну ежели так… тады конечно… А причём здесь сто тыщ жита?

— Как причём?! С этой тыщи десятин я стока хлеба возьму!

— Э-эх, боярин, с десятин хлеба не насыпется. Их сперва пахать надо. Сеять-боронить, жать-молотить. А у тя смердов нет.

«Чужих имений мне ль не знать?!».

Софрон — местный. Всю жизнь в прасолах. «Всё врут календари» — ему без разницы, он и сам знает, чего у кого сколько. И в десятинах, и в душах.

— А вот и есть! Батюшка мой с Бряхимова ещё расхворался. Нынче и вовсе чуть ходит. Отписывал, чтобы я домой ехал, вотчинку нашу под себя брал. А он, де, только молиться ноне годен. Постриг принять собирается.

— Да уж… годы идут, старем-слабеем, о боге думать надобно… Только вотчина твоя тама, под Муромом. А тута — пустой «Погорелый лес».

— Во! И я про то! В вотчине поболе ста семейств смердячих. На пустых песках бьются. Каждый год лебеду лопают. А тута…! Раздолье! Чернозём! Хоть на хлеб намазывай. Переведу смердов в тот «Погорелый лес». Сам-тридцать! По полтыщи пудов с десятины!

— Ты эта… не ори так. Руками-то не маши. Пятьсот тысяч пудов… А мне предлагаешь сто. И что ж так? Остальное-то куда?

Скородум смутился, заметался глазами, ухватив кружку, начал, было, хлебать жадно, да поперхнулся. Под неотрывным, внимательным взглядом Софрона суетливо утёр ладонью усы и бородку.

— Ну… вы робята хваткие… да… вам палец в рот не клади — руку по локоть отхватите. А что, нет?

— Бывало с иными. Врать не надо.

— А я не вру! Не вру я! А… сумлеваюсь. Мало ли как оно… Да и не поднять тыщу десятин за раз. Пахарь пашет пол-десятины за день. А всего-то четыре-пять дней, не более.

— Эт ты верно думаешь. Эдак тебя не Скородумом, а «Вернодумом» звать надо.

— А то! Я ж не пальцем сделанный…!

— Мда… Две десятины на круг… ежели худого чего не… Пахота, да сев, да бороньба… а земелька тута сохнет быстро, бегом надо… лесовики твои к такому непривычные… опять же — целина… по дернине степной — вовсе не по пескам пустым… а плугов у твоих нету — сохи да рала… им и обустроиться надо… помрут людишки… а кто сбежит…

Польщённый только что «вернодумом» боярин, раздражённо вскинулся:

— Ты не юли, купчина, ты прямо ответствуй: возьмёшь ли?

— Возьму. По полторы. Снопами без обмолота.

— Чёрт с тобой! Давай тыщу гривен. Вперёд.

Хлеб покупают трижды. В смысле: в три разных момента времени заключают сделку.

«По факту»: намолоченное зерно на торгу в мешках или в яме.

«На корню»: летом, глядя на поднявшиеся всходы и площадь поля.

Или вот так, «вперёд» — под имеющуюся землю и намерение. Иначе называют: кредит под будущий урожай.

Тема… болезненная. Вечно. Со «сна фараона» и Иосифа Прекрасного: семь тучных коров и семь тощих. После той библейской хохмочки всё население страны, кроме жрецов, стало рабами. Так то Египет, разливы Нила по расписанию со световой индикацией Сириусом, ирригация. Что уж говорить про нашу «зону рискового земледелия». Крестьянство постоянно, из-за длительности сельскохозяйственного цикла, из-за скачков урожайности, вынуждено брать кредиты. И постоянно оказывается не в состоянии их вернуть. Это один из основных путей формирования крепостного крестьянства на Руси и второй волны закрепощения в Германии.