Фрэнк Герберт - Машина бытия

Она задумчиво разглядывала собственный рисунок, попутно воскрешая в памяти образ инопланетянина. Приземистый, ростом примерно пять футов десять дюймов, с короткими, кривыми, как у пловца, ногами. Под черным леотардом играли мускулы с выступающими жилами. Руки, не менее выразительные, чем у человека, казались более грациозными в движении. Кожа была светло-зеленой, шея – короткой и мощной. У широкого рта почти отсутствовали губы, а нос напоминал тупой рожок. У него были большие, глубоко посаженные глаза со способными к морганию веками. Вместо волос по голове от центра лба назад проходил небольшой гребешок.

– Я знал одного гавайского пловца на длинные дистанции, который был очень похож на этих инопланетян, – сказал Охаси и облизнул губы. – Кстати, сегодня на встречу с Кобаем вместе с нами приходил буддийский монах с Явы.

– Не вижу связи между пловцом и монахом, – сказал Горе.

– Ты говорил, вы сегодня ничего не выяснили, – вставил Закхейм.

– Монах не общался с ним, – сказал Охаси. – Он отказался, потому что подобная форма земных стремлений немыслима для буддиста. Он просто наблюдал.

Франсин подалась вперед.

– Да?

Ее насторожила явно напускная небрежность, с которой говорил об этом Охаси.

– Реакция монаха была любопытной, – продолжал Охаси. – После этого он несколько часов молчал. Затем он сказал, что эти инопланетяне, вероятно, очень святые существа.

– Святые! – В голосе Закхейма слышалось недовольство вперемешку с иронией.

– Мы неправильно подходим к делу, – сказала Франсин. Она чувствовала себя так, словно ее предали, и прилагала сознательные усилия, чтобы продолжать разговор. – Наш доступ к этим инопланетянам ограничен теми помещениями на корабле, которые они для нас открыли.

– Что находится в остальных частях корабля? – спросил Закхейм.

– Может быть, награды, – сказал Горе.

– Или оружие, способное разнести нас в пух и прах! – огрызнулся Закхейм.

– Модель сеансов тоже неверная, – сказала Франсин.

Охаси кивнул.

– Двенадцати часов в день недостаточно, – сказал он. – Мы должны держать их под постоянным наблюдением.

– Я не это имела в виду, – возразила Франсин. – Им наверняка нужен отдых, так же как и нам. Нет. Я говорила о том, что главы наших команд – люди вроде Лэнгсмита с бедным воображением – имеют полный контроль над тем, как мы проводим время в этих помещениях. Например, что произойдет, если мы попытаемся сломать силовое поле, которое не дает нам прикоснуться к этим созданиям? Что произойдет, если мы приведем собак, чтобы проверить, как на них реагируют животные ? – Она вынула из портфеля небольшой плоский диктофон и нажала на кнопку воспроизведения. – Вот, послушайте.

Раздался переливчатый звук:

– Pau’timónsh’ uego’ ikloprépre ‘sauta’ urusa’a’а… – Затем длинная пауза, а вслед за ней: – tu’kimó omo ‘urulig ‘lurulil ‘oog ‘shuquetoé, – еще одна пауза, – sum ‘a ‘suma ‘a ‘uru ‘t ‘shóap!

Франсин остановила запись.

– Ты записала это сегодня? – спросил Охаси.

– Да. Мы использовали ту странную иллюстрационную доску с движущимися картинками – странные цветы и еще более странные животные.

– Мы их видели, – пробормотал Закхейм.

– И эти рубящие движения, которые они выполняют руками, – продолжала Франсин. – Покачивание тела, колебания, гримасы на лицах. – Она покачала головой. – В некотором роде это напоминает какой-то чудаковатый танец.

– К чему ты клонишь? – спросил Охаси.

– Я все думаю: что произойдет, если мы попросим какого-нибудь опытного хореографа сочинить танец, подходящий под эти звуки, и поставим его…

– Бааа! – фыркнул Закхейм.

– Ладно, – сказала Франсин. – Но мы должны применить к этим инопланетянам какие-нибудь случайные стимуляторы. Почему бы не привести певицу из ночного клуба? Или циркового зазывалу? Или фокусника? Или…

– Мы уже пробовали с полноценным шизофреником, – сказал Горе.

Закхейм фыркнул.

– И получили именно то, чего заслуживает подобная тактика: этот ваш шизофреник просидел целый час, просто играя с собственными пальцами!

– Меня заинтриговала идея использовать артистов развлекательного жанра, – сказал Охаси. – Возможно, танцоров из театра Но. – Он кивнул. – Я никогда об этом не думал. Но искусство, в конце концов, форма коммуникации.

– Равно как и кваканье лягушки на болоте, – сказал Закхейм.

– Ты когда-нибудь слышал об удивительной лягушке? – спросила Франсин.

– Это одна из твоих странных шуток? – уточнил Закхейм.

– Конечно же, нет. Удивительная лягушка существует на самом деле. Она обитает на острове Тринидад. Это очень маленькая лягушка, но у нее на лапке пять пальцев, включая противопоставленный большой палец, и она…

– Прямо как у наших гостей, – сказал Закхейм.

– Да. И она пользуется лапой так же, как мы: хватает вещи, берет еду, кладет себе в рот…

– Делает бомбы? – спросил Закхейм.

Франсин пожала плечами и отвернулась. Она почувствовала себя уязвленной.

– Мои люди считают, что действия инопланетян – это замысловатый трюк, – сказал Закхейм. – Мы думаем, они тянут время, а между тем втайне изучают нас, готовясь к вторжению!

– И что? – спросил Горе, пожав узкими плечами в типично галльской манере, как будто говоря: «Даже если это правда, что мы можем с этим поделать?»

Франсин повернулась к Охаси.

– Какая у твоей команды сейчас любимая теория? – В ее голосе слышалась горечь, но ей никак не удавалось смягчить тон.

– Мы действуем согласно предположению, что это язык односложных корней, вроде китайского, – ответил Охаси.

– Но как же гармония гласных? – возразил Горе. – Это ведь значит, что одни и те же гласные повторяются в однотипных словах.

Охаси поправил очки.

– Кто знает? – сказал он. – Гласные переднего и заднего рядов нередко встречаются, но…

Он пожал плечами и покачал головой.

– Что там у группы, которая занимается историческими аналогиями? – спросил Горе. – Ты собирался узнать, Охаси.

– Они действуют на основе предположения, что все примитивные звуки – согласные с нефиксированными гласными… как топот в танцах, знаете? Их нынешняя теория заключается в том, что инопланетяне – миссионеры, а их язык – это язык религии.

– Каковы результаты? – спросил Закхейм.

– Результатов нет.

Закхейм кивнул.

– Чего и следовало ожидать. – Он бросил взгляд в сторону Франсин. – Я прошу прощения у миссис доктор Миллар.

Она с изумлением подняла глаза, отвлекшись от мечтательных размышлений о связи галактического языка с танцами.

– У меня? Ради всего святого, почему?

– Сегодня я вел себя несдержанно, – сказал Закхейм и покосился на свои наручные часы. – Мне очень жаль. Меня беспокоит другая встреча. – Он тяжело поднялся со стула, подхватил портфель. – И мне пора идти. Ты меня прощаешь?