Фрэнк Герберт - Машина бытия

– Спаси нас, Корабль, – прошептала Там.

– Спаси нас, Корабль, – зло передразнил ее Рут. – Вы, глупцы, не имеете ни малейшего представления о том, что происходит на Медее, почему вы здесь и что вы делаете.

Никки улыбнулся неторопливой, почти сонной улыбкой.

– Но мы учимся. Мы наблюдаем, чтобы учиться, мы слушаем, чтобы учиться, мы трогаем и нюхаем, чтобы учиться, и мы…

– И, может быть, настанет благословенный день, когда вы сможете… – Рут указал на бурные волны залива, – …сможете съесть супчик из своих «учителей», вот как вы будете учиться.

Рут отстегнул ремни, встал и открыл дверь люка. Холодный, насыщенный озоном воздух хлынул в кабину. Воздух был чистым и бодрящим и лишь немного отдавал гниением.

С ветерком в кабину ворвалось ритмичное посвистывание и тихие стоны. Откуда-то доносилась песня флейты, соблазняющая своей красотой, как сирена. Никки стал покачивать головой в такт ритму. Он расстегнул ремни и дал знак Там сделать то же самое.

Когда она встала и выглянула наружу сквозь остатки лопнувшего баллона, она едва не задохнулась от изумления. Масса шаров – пурпурных, красных, зеленых, желтых, синих… переливающихся разными цветами радуги – плыла к кабине. Впереди двигался огромный шар размером едва ли не с флоутер. Этот гигант исполнял торжественную цветовую симфонию красного и пурпурного цветов.

Сквозь щель приоткрытого люка в кабину начал сыпаться дождь мелкой, сладко пахнущей пыли. Никки схватил Там за руку и вывел ее из кабины на платформу, образованную надутым понтоном. Там охотно последовала за ним. Рут остался в кабине.

Шторм ушел в открытое море, оставив после себя лишь теплый бриз, а в воздухе носились мелкие обрывки оболочек разрушенных молниями шаров. Завихрения пастельной пыли крутились вокруг кабины, и туман этого облака скрывал береговую линию. Из воды поднимались все новые шары, заменяющие потерянные.

Приблизившаяся масса шаров окружила кабину и потянулась своими щупальцами к Никки, чтобы ласково погладить его по лицу. Никки восторженно протянул к ним руки, но Там предпочла уклониться от этой ласки. Рут тоже вышел на понтон, но одно щупальце внезапно с силой хлестнуло его по лбу. Рут вскрикнул и убежал обратно в кабину.

Никки сделал вид, что ничего не заметил.

Чирикающие шары продолжали толпиться вокруг Никки, что-то ему напевая. Там стояла, прижавшись спиной к стене кабины, очарованная радужным танцем и пронзительными, как звуки флейты, песнями.

Очень скоро Никки стал подпевать шарам на языке, который Там не могла понять. Его голос отдавался в ее груди сладкой истомой, от которой она, казалось, могла вот-вот задохнуться. Ее переполняли восторг и неведомое прежде умиление от происходящего. Мягкое покачивание кабины на поверхности воды, напоенный целительными запахами воздух, ритмично набегавшие на понтон волны – все это смешалось в танце и песне сфер.

Шары расступились, оставив для Никки проход, по которому он прошел на крышу кабины и продолжил танцевать и петь. Это были странные движения, словно Никки греб. Он широко взмахивал руками и переплетал пальцы.

Из кабины послышался голос Рута:

– Что он там делает?

– Он танцует.

Шары подлетели еще ближе, смыкая щупальца вокруг танцующего Никки. Игра цвета была умопомрачительной. Движения танца постепенно замедлились, цвета слились в один универсальный, сверкающе-серебристый цвет с тонкими прожилками красного.

Никки раскинул руки в стороны, резко склонил голову и застыл на месте.

Там посмотрела на его ноги. Они были испачканы красным Арго – не до конца высохшей краской, которой покрыли баллон флоутера. Краска с обрывков баллона струйками стекала по стенам кабины в воду.

Раздался голос Никки, поразивший Там своей обыденностью:

– Они не понимают, почему баллон не растворяется.

– Почему они не прикасаются ко мне?

– Я сказал им, что ты их боишься.

– Ты с ними разговариваешь?

– Да.

– Как ты это делаешь?

– Обмен происходит как бы нигде, в каких-то промежутках и благодаря честности и семантической прозрачности песен.

– Зачем ты танцуешь?

– Танец – это часть общения, часть разговора. С помощью танца я дал им возможность поговорить с моими предками и познакомиться с ними: с ткачами и садовниками, самураями и горшечниками, мореходами на каноэ, коммерсантами, воинами, сидевшими у древних костров…

– Они поняли тебя?

– О да.

– Почему они не выпускают Рута из кабины?

– Не знаю, это их идея.

– Они знают, кто такой Рут?

– Да. Его сделал Корабль. Он что-то вроде Бога, который был сотворен Кораблем, чтобы лучше понимать, что происходит среди людей.

Она не поняла этого, но решила пока оставить эту тему.

– Ты уже закончил разговор с ними?

– Нет, они просят рассказать им еще одну вещь.

– Что именно?

– О совершенном биологическом принципе.

Из кабины раздался сардонический хохот.

– Я не поняла, – призналась Там.

– Они хотят обменяться информацией с помощью совершенного биологического принципа: репродукции.

В первый момент она его не поняла, но потом до нее дошло, и она спросила:

– Не хочешь ли ты сказать…

– Иди. – Он протянул ей руку, и среди шаров началось небольшое движение. – Ты должна помочь мне говорить с ними. Мы поговорим о том, как появляются дети.

«Только не здесь!» – подумала она.

К ней подлетел один шар и провел щупальцем по плечам и шее. Это была ласка! Там не стала противиться.

Она не помнила, как сняла с себя одежду, не видела, как разделся Никки, но в ее сознании осталось воспоминание о том, как шары помогли ей забраться на крышу кабины, где лежал обнаженный Никки – длинноногий, смуглый и мускулистый. Он как будто лежал на траве зеленого луга, загорая после долгого плавания или отдыхая после работы в поле.

Их одежда тоже лежала на крыше. Небо было полностью закрыто щитом из арок ярких радуг.

Там медленно приблизилась к Никки. Сначала было прикосновение рук: словно щупальцами, исследовали они самые укромные уголки восхитительных тел друг друга. Сладострастные стоны шаров заполнили все пространство.

– Я хочу тебя, – прошептала Там. – Но как я могу сделать это здесь и вообще говорить подобные вещи, не чувствуя смущения?

Никки поцеловал ее и сказал:

– Куда мы спрячем наше смущение?

Он до сих пор не знал женщин, хотя Корабль поощрял соития подростков. Это помогало отбирать пары для размножения и снимало напряжение людей. Но творческая энергия Никки находила выход в чувственном мире его поэзии. В этом ему помогал Корабль каким-то неведомым Никки способом, возможно, подмешивая что-то в пищу.

Теперь, когда его касались щупальца, когда воздух был напоен сладкими ароматами, когда он ощущал шелковистую теплую белую кожу Там, он понял, что нет в мире ничего желаннее и слаще экстаза, в который впадаешь от слияния с любимой женщиной. Пальцы и языки сплетались, и незаметно Там оказалась сверху на Никки. Она двигалась очень медленно, улыбаясь и глядя на него сверху вниз, а в глазах ее стояли слезы, и Никки чувствовал, что познает самый древний язык человечества, его истинную речь, которая выше всех слов, диалектов и толкований.