Пол Андерсон - Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

Но Доминик стоял на своем. То же делали и два животных, входивших в состав Открывателя Пещер. И постепенно рука стал осваиваться с кусочками чуждого ему опыта. Флэндри пытался найти какой-нибудь эквивалент создавшейся ситуации. Шизофрения? Внутренний конфликт, основанный на борьбе противоположных желаний, какой, например, переживает он, раздираемый любовью к Катрин и долгом по отношению к Земной империи? Сомнительно. Существо, находившееся перед ним, было слишком чуждым людям.

Доминик пытался руководить этим сращением вначале своим поведением, потом словами. После того, как нервная система руки перестала ждать мучений или смерти, начало доминировать состояние замешательства Потом в ход пошел язык. Часть словаря Громового Камня умерла вместе с рукой Открывателя Пещер. Но часть сохранилась и пополнилась, когда на время криппо был заменен другой рукой. Дикое существо яростно сопротивлялось Оказалось что его культура смотрела на трехчленное существо, в состав которого входили два однородных члена, как на извращение, но у него не было выбора. Когда щупальца были соединены, нервная система и кровеносные сосуды автоматически превращались в единое целое. И вот после целого ряда сложнейших лингвистических упражнений вновь рожденный дидонианин начал выказывать первые признаки взаимопонимания.

Тем временем отряд преодолел горы и находился на их восточном склоне. Теперь Флэндри уже умел общаться с разумом, для создания которого приложил столько сил.

Единению, по всей видимости, не слишком нравилось само название «хиш», и оно избрало себе новое имя, сконцентрированное в невообразимой комбинации звуков, переведенное Катрин как «Скорбящий». Она мало общалась с хишем, и причиной тому была как поглощенность собственными переживаниями, так и усталость. Флэндри такое положение устраивало. Общаясь со Скорбящим в одиночестве — при этом, правда, присутствовал часовой, но он ничего не понимал — Доминик надеялся добиться от дидонианина того, чего хотел.

— Ты должен служить мне, — вновь и вновь повторял он. — Может быть, нам придется сражаться, и ты должен занять место хиша, которого больше нет. Только мне ты должен доверять, только меня слушаться… Я один могу освободить тебя в конце — причем оба ваших племени получат хорошие награды. А у меня есть враги среди моих приспешников.

Он мог бы объяснить все подробнее, даже изложить всю историю, но быстро понял, что в этом нет никакой необходимости. Скорбящий стоял на значительно более низком уровне развития по сравнению с Открывателем Пещер и обладал гораздо меньшими знаниями. Люди для хиша были сверхъестественными существами. Флэндри же, несомненно являвшийся их вождем и, сверх того, руководителем и учителем хиша, представлял собой сгусток мана. То, что он и Катрин рассказывали Открывателю Пещер, переосмыслилось им в ином ракурсе и служило теперь подтверждением нынешним словам Флэндри о конфликте среди могущественных. Мозг руки, получивший большее, чем у остальных двух существ, развитие, вложил свое психическое состояние в личность Скорбящего, результатом чего явилось подозрение хиша к своим сотоварищам, специально не приглушаемое Флэндри.

Когда они достигли нижних холмов, Скорбящий был уже его надежным оружием. Под влиянием ноги и криппо, дидонианин начал уже с удовольствием предвкушать те приключения, которые ждали его на службе у Флэндри.

Последний же не мог представить, каким образом использует это оружие, если вообще использует. Все зависело от того, чем закончится путешествие.

Однажды вечером Катрин отвела Доминика в сторону. Теперь их окружали джунгли. Стояла влажная жара. Однако двигаться было легче, так как дидониане вновь набрали потерянный вес. Он и она стояли в зарослях, отгороженные от мира, и смотрели друг на друга.

— Почему мы так давно не говорили друг с другом, Доминик? — спросила Катрин.

Взгляд ее был серьезным и тревожным.

Флэндри пожал плечами.

— Слишком много дел.

— Не только это. Мы не осмеливаемся… Когда я тебя вижу, я думаю о том, что… Ты человек, которому я бы больше всего — не считая Хуга, — не хотела причинить боль.

— Не считая Хуга.

— Ты вернул его мне. Даже боги не смогли бы сделать большего.

— Неужели ты решила насчет нас по-другому? — взволнованно спросил он.

— Нет. Ты заставляешь меня желать того, чего я и сама желаю… Но… О, мне так больно! Надеюсь, ты скоро найдешь ту женщину, которая тебе нужна.

— Это уже случилось. — Она сморщилась. Доминик понял, что сжимает ее руки изо всех сил, и ослабил хватку. — Катрин, дорогая моя, мы недалеко от цели, но намерение мое остается прежним. Пройдем вместе оставшийся путь — и по прибытии я присоединюсь к революции.

— Такие слова не для тебя, — побледнев, ответила она.

— Я сам это знаю! — сердито бросил Флэндри. — Венец предательства. Ради тебя я продаю свою душу. Впрочем она и так твоя.

— Как ты можешь говорить о предательстве? — голос Катрин был таким, будто он глубоко ее обидел.

— Очень просто. Предательство, предательство, предательство! Ты слышишь? Революция хуже, чем просто дьявольщина! Это безумие! Вы…

Она вырвала руки и бросилась прочь. Доминик не сдвинулся с места и стоял до тех пор, пока тьма не поглотила ее.

«Эй, Флэндри, — мелькнула мысль. — С чего это ты решил, что космос создан исключительно для твоего душевного комфорта?»

Нельзя сказать, чтобы Катрин полностью избегала его после случившегося. При сложившихся обстоятельствах это было просто невозможно. Да она и не стремилась к этому, напротив, часто улыбалась ему чуть-чуть застенчиво, и когда случалось обратиться к нему, голос звучал тепло. Доминик отвечал примерно тем же. Она, вне всякого сомнения, искренне сожалела о том, что причиняла Флэндри боль, но ничего не могла поделать с радостью, которая все явственнее проявлялась в ней с каждым проделанным километром: в веселом безудержном смехе, в особой грации, в изяществе ответов. Хавелоку не стоило особого труда выведать у нее все, что ей было известно об аэнеасской базе.

— Черт побери, до чего же мне противно использовать ее подобным образом! — сказал он, отчитываясь перед командиром с глазу на глаз.

— Будем считать, что это плата за нашу помощь, — ответил ему Флэндри.

— Обычное извинение за вероломство и жестокость прошлого.

— И будущего. Вот так. Но тем не менее… Теперь мы просто собираем информацию. А вот удастся ли нам сделать нечто большее, зависит от того, как сложатся дела по нашему прибытию. Я уже говорил тебе, что не стану желать невозможного. Мы вполне можем смиренно подчиниться интернированию.

— А если мы все же не…

— Если нам выпадет шанс испытать судьбу, будем делать это быстро, чтобы спасти хотя бы несколько жизней. Не нужно забывать о том, что это, безусловно, и жизнь Катрин, — Флэндри хлопнул своего помощника по спине. — Полегче, сынок. Я ведь тоже вынужден быть более осторожным, нежели мне того хочется. Так что полегче, сынок, полегче. Помни о девушке, которая ждет тебя.