Артем Углов - Предел прочности. Книга третья

И такая меня злость разобрала, что подался на очередную уловку змеи подколодной, что не выгнал сразу и вынужден был играть чужую мелодию по предложенной партитуре от начала и до конца. Хрен вам с горькой редькой, Анастасия Львовна, а не очередная мышка для препарирования.

Ярость жидким огнем заструилась по кровеносным сосудам, растеклась по каждой клеточке, придавая организму дополнительные силы. Мышцы напряглись, тело заходило ходуном, как один могучий механизм. Голова избавилась от бремени мыслей и одно лишь звучало набатом: сильнее, вперед, толкай, что есть мочи! Давай, давай, давай! Плевать, что поясница болит, в боку закололо, а по лбу струится бесконечный пот. Я вам покажу стахановское движение, Анастасия Львовна. Мы и без этих ваших телячьих нежностей вполне обойдемся.

Вперед, дави, сильнее! Большая грудь колыхалась подо мною, ходила ходуном что наполненные гелем шары. На скулах ледяной королевы проступил едва заметный румянец, взгляд перестал быть отсутствующим: в глубине темного омута замелькали отблески далеких огней. Влажные губы, запрещающие целовать, приоткрылись, обнажая зубы в хищном оскале

Двигай, толкай! Тонкие женские пальцы неожиданно крепко ухватили за плечи, сдавили до боли, выпустив коготки. Напряженная спина ощутила вес чужих ног, что обхватили, прижали к пылающему жаром телу, не давая вырваться на волю. Только вот какая штука, не собирался я сбегать, по крайней мере пока не доведу начатое до конца. Сдохнуть готов на вас, Анастасия Львовна, но не дать ни малейшего повода для торжества. Обломитесь вы, с экспериментами вашими.

Ах ты ж… етишкина сила, как давит-то, ногами своими… только бы хребет выдержал, не сломался раньше времени. Я смогу, сдюжу… Чувствую, что выхожу на финишную прямую. Невидимый таймер отсчитывал последние секунды, а безудержная стихия внизу только начинала пробуждаться. Спокойная и выдержанная, вечно контролирующая ситуацию Валицкая, на миг забыла о маске и та, нет не слетела, едва заметно сдвинулась, обнажив буйство красок.

Те самые пальчики, что секунды назад впивались в руку, пытаясь выдрать наружу кусок плоти, вдруг неожиданно оказались на моем затылке: обхватили, что было мочи притянули к себе. Мы глухо ударились лбами, уперлись носами, перемешивая жаркое дыхание друг друга. Взгляды наши соприкоснулись, мой – тяжелый и надрывный, что у шахтера в забое, и жадный, вытягивающий остатки энергии – Валицкой. Она словно нищий на паперти, слепо шарила пальцами, в попытках найти оброненную монетку. Только нет там золота, не ищите понапрасну, Анастасия Львовна. Не вкладывал я душу в наше занятие, один лишь механический секс. Чистое поле до горизонта, в котором свободно гуляет ветер, колыхая бесконечное море травы. Нет там ничего, не ищите…

И меня нехотя отпустили. После чего перевернулся и откинулся на спину, лишенный всяческих сил. Смотрел в бревенчатый потолок и слушал сбивчивое дыхание, свое и женское.

В комнате стояла невыносимая духота: два тела раскалили атмосферу до предела, а тут еще Валицкая закинула сверху ногу. Не прижалась мягко, как любила делать Кормухина, водя кончиками пальцев по груди, а распласталась по кровати, разметав гриву черных волос.

Все прелести госпожи психолога были выставлены напоказ, но не было в том и грамма пошлости. Наоборот, присутствовала особая притягательность в капельках пота, сбегающих по бархатной коже, в коротком бобрике волос на холмике, и в плоском животе, что ходил ходуном и по центру которого столь соблазнительно темнела вытянутая впадинка.

- Это было неплохо, - неожиданно ровным голосом произнесла Валицкая, словно мы оба только что не пережили марафон с длинным финишным спуртом. – Было неплохо, а под конец и вовсе хорошо. В тебе скрыт высокий потенциал, Петр, только его надо развивать, заниматься сексом на регулярной основе, а не кормиться, словно голодный зверь, раз в пятилетку.

Я молчал… Все ждал, когда она заговорит про недавний спор, про мои нелепые попытки целоваться. Ждал очередную серию подколов и издевок, но Валицкая больше не издала ни слова. Полежав с пару минут, встала и, плавно покачивая бедрами, направилась в душевую. Откуда вскоре послышался шум бегущей воды и пение. Да, она умела петь и делала это на удивление хорошо, так что хотелось лежать и слушать. Исполнение не оперной дивы, скорее сытой кошки, объевшейся сметаны и довольно мурлыкающей на разные лады.

«А сметанку-то из тебя выдавили, Петька, как из пустого пакетика остатки», - съязвил внутренний голос. Но этому лишь бы поныть: бабы нет – плохо, баба появилась – еще хуже.

«Так-то не баба, то Валицкая», - продолжил настырный внутренний я. – «Она хуже всякой ведьмы».

Что толку с собой спорить. Скинул обессиленное тело с кровати, перебирая ватными ногами добрался до балкона и распахнул дверь нараспашку. Снаружи дыхнуло прохладным ночным воздухом, пропитанным ароматами хвои и трав. До чего же хорошо!

Облокотившись на перила, прикрыл глаза, вслушался в звуки леса: легкий шум ветра в кронах деревьев, пение обалдевших от жары сверчков и вечно недовольное совиное: «угу»!

Подумаешь, разок без трусов вышел: так не на улицу же, на балкон, а кому не нравится, может отвернуть наглую пернатую морду.

- Красиво у тебя здесь: природа под окнами, луна светит, - Валицкая встала рядом, прижавшись теплым боком.

- У вас что, по-другому?

- У тебя, - мягко поправила собеседница и тут же пожаловалась, – когда обращаешься на вы, чувствую себя старой.

Анастасия Львовна и на ты? Может Настей называть или Настенькой… Нет, не могу так, язык не поворачивается.

- Ночь ничего не меняет: вы навсегда для меня останетесь училкой, пускай и бывшей, и лечащим врачом.

А еще манипулятором, садисткой и хладнокровной стервой. Впрочем, о последнем лучше не упоминать - слишком невелика дистанция между нами.

- Бывшим лечащим, - снова поправила она меня. – И только попробуй не явится на прием к профессору Ходжинсу, укушу…

На следующее утро встал пораньше, привел сонное тело в порядок и целых полчаса летел на такси. Все потому, что прежний психолог не устраивал, а новый работал аж на склоне горного хребта. Именно там расположился дальний корпус седьмого отдела – свечка из стекла и металла, хай-тек на фоне девственно чистой природы: зеленые луга, тонкие прожилки ручьев, бегущие со склонов, снежные шапки вершин, окутанные облаками.

Кто в горах высотки ставит? Ответ простой: иномиряне, что им обвалы или сходы лавин – природные пустяки, не более. И ладно бы испытывали нехватку свободного пространства, так места вокруг навалом: строй – не хочу. Одни горные козлы будут против. Последних развелось в превеликом количестве: на подлёте целые стада заметил, что паслись на изумрудных пастбищах. Никого не боялись, ни людей, ни машин парящих, только задирали бородатые морды и нагло блеяли.