Михаил Шаламов - Серая хризантема [Фантастические повести и рассказы]

Крушинин вернулся к прежней жизни. Изменилось только имя его кумира. Теперь он влюблен в великого русского поэта В. Г. Крушинина, а семь литературных и одна некомплектная собака прогуливаются теперь среди шкафов, битком набитых книгами, на корешках которых красуется имя их хозяина. Сам хозяин в это время кушает пельмени с тарелки, украшенной его гордым профилем.

И горе тому бездарному писаке, в творчестве которого не обнаружит Виктор Георгиевич крушининских традиций. Дерзкий преступник тут же съедается с кашей.

„А что же Пушкин?“ — спросит проницательный читатель. — Как, неужели вы не помните фамилию довольно известного пасквилянта, который пользовался скандальной славой в середине XIX века? Сразу видно, сильно обидели человека, если он столь желчно смотрел на мир!»

Когда Вовка кончил читать, критики для приличия помолчали. Потом Славка задумчиво сказал:

— Гоша Копошидзе, говоришь… А Вячеслава Зинченко не хочешь? Мы ведь тоже не лаптем чаи гоняем! Не веришь? — И, больше ни слова не говоря, он ушел к себе в общежитие.

И вновь повторилась знакомая история: в цехе, где работал Зинченко, в непосредственной близости от стенда БРИЗа, украшенного Славкиным портретом, повисла «молния» «Комсомольского прожектора»: «ПОЗОР БРАКОДЕЛУ В. ЗИНЧЕНКО!!! ОН ПОЗОРИТ ЗВАНИЕ СОВРЕМЕННОГО РАБОЧЕГО…» Что поделаешь, если в те дни, когда Славкина голова была занята очередным изобретением, он одну за другой выдавал на-гора бракованные детали. К сожалению, кем-кем, а Цезарем Зинченко никогда не был.

В конце недели родилась МАВРА, и уже в субботу Славка представил ее супругам Шлыковым.

Вовка, как истинный фантаст, с недоверием отнесся к машине времени — «сам не раз о таких писал: знаем, чего они стоят!» А вот ворон принял МАВРУ беспрекословно и тут же предложил испытать машину на себе. Славка направил на сэра Эдгара широкий латунный раструб, щелкнул тумблером, и ворон исчез. Он появился ровно через пятнадцать минут в полном обалдении. С хрипом отдышался и вымолвил:

— Потр-рясающе!

— А теперь меня перебрось! — засуетился фантаст. — Хочу быть первым хрононавтом. Я наста… — И замер на полуслове. Перед ним на столе сидело два совершенно одинаковых Эдгара. Эдгары, заметив друг друга, оторопели по первости, но мгновенно спелись и начали драть изобретателя за уши, выражая свой восторг.

— Пр-риобр-рел альтер-р-р эго! — орал один из них в правое ухо Зинченко. — Бр-раво изобр-ретателю!

— Чар-родей! Бр-рагодетель человечества! — каркали в левое. — Так дер-ржать, бр-ратец!

Потом альтер-Эдгар растворился в воздухе, и Зинченко облегченно вздохнул:

— Это я его из будущего в прошлое забросил! А заметили, как он исчез? Реле времени. А человека можно и без реле, просто нужно взять с собой аппаратуру. Хороший эксперимент. Сейчас проделаем его практически! — И он послал последнего из воронов на пятнадцать минут назад. — Ждем. Через пять минут вернется.

По праву хозяина, Зинченко сам решал, как использовать МАВРУ. Спасти Пушкина — вот какую задачу поставил перед машиной времени изобретатель. А кому лететь в прошлое, как не самому Славке?

— Не дури, — кипятился Вовка, — подумаешь, Эдгара на пятнадцать минут послал! Ведь ты-то не птица, а человек! Только после серии экспериментов на вороне!

— Довер-ряюсь экспер-рименту! — не совсем уверенно, но вполне жизнерадостно каркнул сэр Эдгар.

— Что ж, — задумчиво поскреб затылок изобретатель, — действительно… Надо же и пространственные координаты уточнить. Итак, возьмем сентябрь 1836 года, Петербург. Сейчас отрегулирую…

— Слушай, Зина, — спросила Иришка, — а если хроноклазм будет? Тогда как?

— Посмотрим! — легкомысленно ответил изобретатель. — Ну, вот, готово… Пожалуйте бриться, сэр!

Эдгар заглянул в раструб МАВРЫ:

— Пр-риступим!

Напряженно ждали результата. Молчали. Вовка делал вид, что читает книгу, Иришка пробовала вымыть пол в прихожей, а Зинченко мерил из угла в угол гостиную. Наконец, минут этак через тридцать, ворон материализовался на старом месте, отряхнул с перьев брызги сентябрьского дождика и, мрачно прокаркав: «Пр-ривет вам от Алек-сандр-р-р Сер-ргеича!», удалился в свою клетку. На вопросы друзей он ответил только:

— Пр-ривет пер-редал, и не пр-риставайте!

— Ну и шут с тобой, хмырь ты этакий! — изрек в ответ Зинченко. — Вернулся, и слава богу. Сейчас моя очередь.

И он шагнул к машине…

…и вернулся вечером.

— Ну и как? — спросила его Иришка.

— Да так, поговорили… Я ему свои стихи почитал, он мне свои… Пробовал уговорить его не стреляться. Не убедил, по-моему! Дворянин. Гипертрофированное чувство чести, да и вообще — темперамент…

— Ну я так и знала! — возмутилась Ирина. — Нельзя тебе серьезные дела доверять. Тютя ты, Зиночка! «Я ему свои, он мне — свои»… Тоже мне, гений выискался! Сейчас посмотрим, что ты там накуролесил! — Она сняла с полки последний, десятый, том ПСС Пушкина и начала внимательно просматривать письма в самом конце его. — Вот, нашла!

«21 ноября 1836 года. П. В. НАЩОКИНУ…

Любезный мой, Павел Войнович, только что отписал письмо Бенкендорфу и вот сел писать Вам. Хочется дружественного участия. Вам, наверное, уже писали о моих злоключениях. Теперь сообщаю, что дуэль с господином Д. уже неизбежна. В обществе об этом имеются самые разноречивые мнения. Многие, и даже самые близкие мне люди, считают, что я не прав и должен просить г-на Д. считать мой вызов как бы не имевшим места.

Сегодня ко мне пришел один молодой человек, совершенно мне не известный, и тоже уговаривал не драться. Он мне сказал так: „Ваша смерть была бы невосполнимой потерей для Отечества“. Потом читал мне стихи. Прекрасные стихи! Если со мной случится нехорошее, теперь знаю: есть кому меня заменить. На всякий случай запомните имя этого г-на. Вячеслав Николаевич Зинченко. Больше о кем мне ничего не известно. Эта встреча рассеяла мою тоску и вселила надежду в благополучный исход дуэли. До свидания. Жду писем.

А. ПУШКИН».

Вовка первым нарушил затянувшееся молчание:

— Представляю, как бесились все эти годы ученые, дабы выяснить, что за человека Пушкин назвал своим преемником в литературе! — мрачно сказал он. — Об этом, наверное, сейчас десятки книг написаны… И Ираклий Андроников…

— Что — Ираклий Андроников? — совсем сник Зина.

— А то… Скоро узнаем.

Но оказалось, что споры в науке улеглись давно, лет двадцать назад. Неутомимый Андроников нашел документальное подтверждение тому, что в своем имении под Могилевом действительно обитал в те годы помещик Вячеслав Николаевич Зинченко, который пописывал любовную лирику. Стихи забытого литератора извлекли из пыли и плесени бывшего губернского архива, с благоговением прочли их.