Михаил Шаламов - Серая хризантема [Фантастические повести и рассказы]

А драккар «Голова ярла» уже причаливал к левому берегу. Гребцы дружно подняли весла, и судно ткнулось штевнем в траву.

«Приехали! — подумал скальд. — Если давить не на Кале, то на кого же? Кто, кроме него, влияет на исход набега? Как ни странно, Торвальд Луковица, проводник и толмач [20] Толмач — переводчик. , единственный, оставшийся в живых из воинов Туре Хунда, видевших золотую статую. Итак — Гунявый Торвальд!»

Ударились о берег дубовые сходни. Воины стояли вдоль борта и недоверчиво смотрели на эту, такую чужую для них землю, на лес, кишащий неведомыми опасностями, в котором таились, наверное, духи чужих предков, лесные существа — хозяева дебрей. Викинги прислушивались: не свистнут ли из ближних кустов оперенные стрелы биармов, не начаться ли битве?

— Эйрик Бесстрашный и ты, Красный Камень, обшарьте здесь все, чтобы ни одной биармской морды вокруг не осталось! — громко и холодно бросил в толпу Кале. — А остальным — быть готовыми к сече!

По сходням скользнули на берег две фигуры. Минута — и оба берсерка, любимцы Кале, скрылись в зарослях. Воины напряженно следили за ними из-под железных шлемов. И тогда Гуннар отложил меч и провел пальцем по струнам. Он запел одну из своих песен. Дрогнули спины витязей от знакомых слов. Дрогнули и расслабились. Странный взгляд бросил на скальда Кале. А на берегу уже появились разведчики, подавая знак, что все в порядке и врагов поблизости нет.

Нестройной толпой хлынули викинги по сходням. Словно паводком прорвало плотину на реке. И вот уже разжигают костры, жбанят пиво и волокут на берег жалобно кричащих овец.

— Не забывайте: биармы коварны! Будьте настороже, витязи! — кричит Кале. — Пятеро в караул! Вечером сменим.

В сутолоке Гуннар разыскал Гунявого. Торвальд устроился в тенечке под развесистым кустом рябины, грыз сухарь и с удовольствием сосал из корчажки крепкий оль. Скальд остановился над ним и сказал с усмешкой:

— Ты, Торвальд, словно сам Один, сыт одной выпивкой!

Гунявый рыгнул и улыбнулся Гуннару голыми деснами:

— Садись, сынок, чего стоишь? На вот, пива выпей!

— Да подожди ты с пивом! Хочешь, я тебе свой талисман подарю?

— Кинжал?

— Конечно…

— Хороший у тебя кинжал. Только тебе он нужнее. Я уже старик, а тебе — жить…

— Но ты же сам просил его у меня!

— То — ночью…

— А жаль! Мне бы очень хотелось тебе что-нибудь подарить. А этим кинжалом я особенно дорожу. Когда я был мальчишкой, на холме, под которым стояла наша усадьба, поселился гоблин [21] Гоблин — сверхъестественное существо скандинавских легенд, похож на лешего. . Он был старым и одиноким, этот гоблин. В полнолуние он показывался людям, и я сам часто видел его горбатый силуэт на фоне лунного диска.

Мы боялись гоблина, но не обижали его, относились к нему уважительно, как к старшему. Мы с матерью носили на холм хлеб и молоко. И однажды я нашел утром рядом с плошкой из-под молока этот кинжал. Видишь, на нем руны? Здесь сказано, что кинжал выточен из кости морского змея…

— Вот и оставь его себе, Гуннар, а мне подари песню. Подари мне хорошую песню, скальд!

Жеребенок был серой масти и о восьми ногах, и нет коня лучше у богов и людей.

— Я уже стар, — сказал Торвальд, — и это мой последний поход. Найдем идола биармов, я получу немного золота и вернусь к своей старухе, если она жива, конечно. Я ведь уже четыре года в викинге. Из похода в поход… С конунгом, с Кале, ходил и с покойным Туре Хундом. Лихой был рубака…

— Расскажи мне о Псе, Торвальд! — попросил скальд.

— Скотина он был! — охотно ответил Гунявый. — Но воинов своих не обижал и добычу делил справедливо. А вот за конунга Олава ему никто спасибо не скажет. Короли нам даны свыше, и резать их, как свиней, не каждому дозволено.

— Ты знаешь, — сказал он задумчиво, — а я видел последний бой Олава Святого! Он дрался здорово, да где ему до Туре — тот вон какой бугай был… И копье у него, как оглобля, толстое — вмиг конунгу кишки выпустил. Страшное это дело — война за веру!..

— Ну… вот ты ругаешь Пса, а все-таки служил ему он столько лет…

— Можно подумать, что ТЫ сейчас СЛУЖИШЬ Змею! Служить — одно, а просто держать его сторону — совсем другое. Так и я тогда держал сторону Туре. И со старой верой не так просто было расставаться, и войско Пса в те годы было сильнее витязей конунга. Но вождем Туре мне никогда не был, как не вождь нам сейчас Кале Змей. Все мы с ним и каждый за себя.

Торвальд подобрал с земли щепочку и почесал ею в ухе. Потом сплюнул в траву и продолжал:

— Был у меня друг, Грани. Славный был парень, вроде тебя. Был он с Гунстейном, в его дружине. И за Золотой Бабой мы с ним вместе плавали в эти земли. Когда стали делить добычу, что в капище биармов взяли, повздорили, и в драке порешил я друга. Ты знаешь, Гуннар, я часто теперь его во сне вижу. И снова мы теперь с ним друзья… Грани мне благодарен, что похоронил я его по всем правилам, как родича. Бывает, всю ночь мы с ним беседуем, а проснусь утром — и не помню ничего…

Торвальд надолго замолчал и, задумчиво глядя на вершины деревьев, скреб пятерней бороду. Скальд не мешал ему думать. Но молчание старика слишком уж затягивалось, и он сам его нарушил:

— Сколько витязей нашло себе могилу в биармских чащобах, в погоне за проклятым золотом Иомалы! Не для нас оно, это золото. Змей ведет нас к могиле, и ты, Торвальд, ему помогаешь!

— Нет, — задумчиво протянул старик, — ты не похож на Грани, Гуннар! Ты не такой. Ты — скальд, а мы все — воины, и кровь — наша цена за биармское золото. Мы придем и возьмем Золотую Бабу. И не потому, что это приказал нам Кале, и не потому, что это нужно конунгу. Проста война — наша работа, и не мне втолковывать тебе эту истину. Я не верю, что ты испугался смерти. Все мы рано или поздно сойдем в Хель. Я всю жизнь воевал, и золото не раз лежало на этой ладони. А в курган мне положат только один браслет. Больше ничего у меня не осталось. А было, было золото! И три сына было. Они ушли в викинг двадцать лет назад. Теперь ждет меня дома только одна старуха… если она жива, конечно. Разве можно мне вернуться домой таким же голодранцем, каким уходил? Лучше уж сдохнуть в этой глуши, чтобы ей на мою тризну не пришлось тратиться. Так что или золото, или смерть. Или — или. Палкой айсберга не прошибешь!..

Уже не слушая Гунявого, скальд положил на траву корчажку с пивом, из которой так и не отхлебнул, и пошел прочь, чувствуя спиной взгляд старого воина. И было Гуннару страшно. Мутно на душе, даже жить не хочется…

Тело Бальдара перенесли на ладью, и лишь увидела это жена его Нанна, дочь Непа, у нее разорвалось от горя сердце, и она умерла. Ее положили на костер и зажгли его. Тор встал рядом и освятил костер молотом Мьелльнир. А у ног его пробегал некий карлик по имени Лит, и Тор пихнул его ногою в костер, и он сгорел.