Песах Амнуэль - «Если», 2015 № 05 (243)

— Не обращай на меня внимания, — сказал он. — Я лишь хочу воспользоваться большим экраном.

Несколько минут спустя Генрик склонился над столом, где появилось панорамное изображение местности. Он задумчиво хмыкнул и выпрямился.

— «И вдруг увидел пред собою, — громко продекламировал он, — нарциссов желтых целый рой. В тени деревьев у реки бриз волновал их лепестки» [10] Отрывок из стихотворения Уильяма Вордсворта «Желтые нарциссы». Перевод Александра Лукьянова . . — После секундного молчания он повернулся к Эмили, сидящей возле экрана, — Извини, Эмили. Не надо было тебя дразнить. Но вообще-то здесь есть кое-что интересное. Не хочешь взглянуть?

Эмили молча встала, подошла к столу и посмотрела на экран.

— Это вид с вершины одной небольшой горы к востоку от нас. Я послал туда вездеход, чтобы он снял эту картинку с уровня земли — вид на долину сверху вниз. Чудесно, не правда ли?

— Совсем не обязательно посылать вездеход на гору, чтобы сделать такой кадр, Генрик. У нас есть спутниковые и воздушные снимки всей планеты.

— Я подумал, что вид с горы — с уровня земли и вниз на долину — будет особенно интересным, — ответил Генрик. — И оказался прав — это впечатляющее зрелище. Обрати внимание на цвета и текстуру растительности. Лес на восточном и южном склонах, затем более темная зелень вьющихся по земле лиан, переходящая в желтую траву на южном склоне, рассекающий луг ручей, отражения солнца на воде… — Генрик смолк, пригладил венчик седых волос на затылке. Улыбнулся, кратко взглянув на Эмили, — Я тут кое-что обнаружил, Эмили, пусть даже в это и трудно поверить, — Он постучал по каким-то органам управления на столе, и на экране появились другие изображения, выстроенные рядами и колонками. — Все это фотографии похожих долин, снятые под близкими углами и на близких высотах. Разница лишь в том, что для них я использовал летающие зонды, потому что все они расположены в местах, где нет гор, с которых открывается вид на эти долины. Другими словами, такие фотографии могли быть сделаны только с воздуха. Видишь разницу?

Эмили присмотрелась.

— На всех снимках растительность более однородная. Наверное, состав почвы, микроклимат…

— Совершенно верно. Растительность здесь скучная. И на нескольких фото есть ручьи, текущие с холмов, но их едва можно разглядеть, потому что они заросли лесом. Ни травянистых лугов по берегам ручья, ни солнечных искр на воде… — Он вернул на экран первое изображение. — Моя жена… она умерла давно, на Земле, еще до начала экспедиции. Она была садовником. Любила выращивать самые разные растения, и у нее было подлинное понимание эстетики, талант к прекрасным ландшафтам. Я всегда выращивал непримечательные образцы, просто чтобы положить их под микроскоп, зато она по-настоящему видела растения. Видела их красоту, знала, как работать с этой красотой, какие растения будут хорошо смотреться рядом с другими, как использовать сходство, контраст, акцент. Она всегда что-то переделывала в нашем саду, улучшала, строила планы на будущий сезон, — Его голос стал мягким, еле слышимым, — Жена бы одобрила эту долину. Она бы ей понравилась.

Эмили постояла, глядя на Генрика, затем вернулась к работе.

— Первый вид более красив, потому что он был задуман и создан красивым, — сказал Генрик, — Он скомпонован так, чтобы рассматриваться с этой конкретной точки, с этого склона горы. Это сад, задуманный и поддерживаемый пылью. И вообще, вся суша планеты — это сад. Какие-то его части продуманы более тщательно, чем остальные, но все это — один сад.

— Я составил карту радиошума, идущего с поверхности, — сообщил Кент на вечерней встрече команды. — Наиболее активные участки планеты — пустыни на юге и востоке. Я не сумел выявить, есть ли в этих сигналах какая-либо информация, зато обнаружил интересную аномалию. Какую бы модель я ни использовал, все равно оказывается, что общая энергия радиоволн превышает значение, которое можно приписать электростатике, генерируемой ветром. Значит, должен существовать и другой источник.

— Интересно, — заметил Генрик. — Такое мне не приходило в голову, но смысл в этом есть. Для вычислений необходима энергия, так что вполне разумно предположить, что пыль научилась использовать солнце. Наверняка большую часть «мышления» она выполняет в пустынях.

Урсула вздохнула.

— Но пока мы не смогли найти никаких доказательств, что эта… разумная пыль вообще существует, Генрик. А твоя идея о том, что она каким-то образом установила контроль над всеми растениями…

— Пока не может быть поддержана, — договорил за нее Генрик, — Согласен. Как и сама идея разумной пыли. И я не думаю, что за имеющееся время у нас много шансов отыскать хоть какие-то четкие доказательства в пользу этой теории.

— Тогда мы соберем как можно больше информации и проанализируем ее позднее, — решила Урсула, — Возьмем образцы…

Генрик нетерпеливо прервал ее взмахом руки.

— Как только любой образец пыли будет отделен от этой планеты, от всего этого существа, он станет просто пылью. Возможно, интересной по составу, но всего лишь пылью. Эквивалентом нескольких нейронов в мозгу человека. Самое большое, что мы можем надеяться доказать на корабле, так это то, что мое предположение теоретически возможно.

— Значит, тогда это все, что мы можем, — решительно заявила Урсула, — Нам нужно завершить всю прочую работу. В частности, необходимо сосредоточиться на вопросе об отсутствии наземной животной жизни.

— Ах, это… — протянул Генрик. — Причина этому тоже пыль. Извините, я думал, что ясно дал понять — это тоже часть моей гипотезы. Видите ли, на суше здесь нет никаких животных, потому что пыль не разрешает им возникнуть, — До сих пор он стоял, но теперь подошел к стулу и сел, чуть поморщившись, — Местная гравитация не согласна с моим коленом, — пояснил он, потирая левое колено ладонями. — Похоже, мне пора сделать новую замену хряща. А может, я просто становлюсь слишком старым для таких миссий… «старым, седым и сонливым…». — Он взглянул на остальных с мимолетной улыбкой. — Животные очень разрушительны, — пояснил он, глядя на Урсулу. — Представь, что ты состоишь из пыли. И представь, что стада животных будут топтаться по твоему мозгу, небрежно давя при этом глаза. И какой наступит хаос и беспорядок в мире, который ты привыкла считать только своим. — Он махнул в сторону стола, как бы указывая на изображение, которого там уже не было. — И я готов поспорить, что этому существу не нравится идея о животных, калечащих ландшафт, особенно если растения там организованы так, как на том виде с горы. — Он откинулся на спинку стула, полузакрыв глаза, — Когда Айсако была жива и у нее был свой сад, там завелся сурок, который изводил ее год за годом. Он копал ходы под всем садом, поедал саженцы флоксов, васильков, анютиных глазок… Она выходила утром, а от всей клумбы остались только огрызки. Конечно, она никогда не помышляла убить сурка, потому что была очень доброй женщиной…