Генри Олди - Один плюс один

Закат Эллады счастьем обожжен
Над тихой жизнью трех счастливых жен.
Любовь благословенна, быт устроен, —
Чего еще желать? Паденья Трои?
Приам с народом навсегда едины?
Разверзнитесь, пустые небеса!
«Бессонница. Гомер. Тугие паруса…»
И список кораблей — как жизнь — до середины.

Это мы —
Ночным туманом
Тихо шарим по карманам
Зазевавшейся души.

Есть ли стертые гроши?

Это мы —
Благою вестью
Подбираемся к невесте,
Приближая срок родин.

Ты не с нами? Ты — один.

Это мы —
Листвой осенней
Догораем в воскресенье,
Размечтавшись о весне.

В понедельник — первый снег.

Это мы —
Без тени смысла,
Как пустое коромысло,
Упадем на плечи тьмы.

Не узнали? Это мы.

Наклонись, луна, над горбатым Стиксом,
Над безумием черной воды,
Заходи, весна, на часок проститься —
Тяжело умирать молодым.
Заходи, весна,
Посиди часок,
Прозвучи, струна,
Охлади висок.
Мне бы с кручи вниз,
Да обрыв высок.

Здесь ни мирных нив, ни войны трофеев,
Здесь лениво цветет асфодель,
И летит во мгле птичий клин Орфеев,
Отражаясь в стоячей воде.
Ах, куда ни кинь,
Всюду птичий клин,
Будто мне зрачки
Бритвой рассекли.
Берегли меня,
Не уберегли.

Вот и день прошел, вот и век, и больше —
Время сбора камней и теней…
Оглянись на нас, безымянный боже,
Оглянись и оставь в тишине.
Оглянись в ответ,
Там, где ты, там свет,
Там, где мы, в траве
Не оставлен след.
Мне немного лет,
Я была — и нет.

Нет, Эвридика, не приду.
Не плачь.
Не жди.
Поспели яблоки в саду,
Идут дожди.

Запахла осенью трава,
Сулит беду,
Болит с похмелья голова.
Нет, не приду.

За Ахероном — тишина,
Теней полет,
За Ахероном не струна —
Судьба поет,

Там каждый день нелеп, как тень,
Как жизнь в бреду,
Как та, что греет мне постель…
Нет.
Не приду.

А наверху сплошной бардак,
Все как всегда:
Судьба — паскуда, кровь — вода,
Дерьмо — еда,

На бой толпу ведут вожди —
Гори в аду!..
Не помни.
Не люби.
Не жди.
Я не приду.

Я стал другим, оглох, ослеп,
Пришел мой срок,
Я выстрою чудесный склеп
Из звонких строк,

Ты в нем увязнешь навсегда —
Оса в меду.
Ни ты сюда, ни я туда…
Нет.
Не приду.

Зачем я сел?
Зачем я встал?
За что плачу?
Я исписался, я устал,
Я не хочу!

Не верь! не жди! не надо! пас!
Я — мертв! Я — не…
Орфей, зачем ты в сотый раз
Идешь за ней?!

Клитемнестра тоже ждала Микенца,
Только все гордыня и нрав упрямый,
Ночью — плач в подушку, а днем — коленца
И ходьба вприсядку над волчьей ямой.

Ах, он, значит, Трою берет годами!
Ах, он у Ахилла подстилку отнял!
А у нас весна побрела садами,
А у нас любовник, один как сотня…

Он там шлемом блещет и выей крепок,
Мы здесь к шлему — рожки, а к вые — ножик,
Он там богоравный, прям с Зевса слепок,
Ну а мы в постели детишек множим.

Что? Вернулся барин? Несите вина! —
И велите, ванну чтоб наливали…
Да, у Клитемнестры была кузина. Рохля, мужнин хвост.
Пенелопой звали.

А в лесной глуши — ни живой души,
Лишь змея спешит, да трава шуршит,
Да зеленый дуб, да пчела в меду,
Да коня ведет витязь в поводу,

Глохнет стук подков…
Этот лес таков.

Думает герой, голова горой,
Тяжкою стопой топчет мох сырой —
Гибнуть мне, как псу, во сыром лесу,
Лечь на меч-косу во ночном часу,

Не порвать оков…
Этот лес таков.

Как вода в горсти, протекает тишь,
Что ж ты, конь, грустишь, сушняком хрустишь,
Хвост — витая плеть, круп — амбара клеть,
Страшно околеть, под сосною тлеть,

Волк зайдет с боков…
Этот лес таков.

У коня печаль в налитых очах,
И герой зачах, тяжесть на плечах,
Да и мне, творцу, борзому писцу,
Грусть-тоска к лицу — с чем идти к концу,

Как спасать братков?..
Этот лес таков.

Я пишу, писец, добрый молодец,
Я — герою брат, я — коню отец,
Я им — тихий вздох, я им — в ножнах сталь,
Из машины бог, из кустов рояль,

В сапоге змея —
Это тоже я.

Мне ни пить, ни есть, мне ни встать, ни сесть,
Завершить бы песнь, только чем — Бог весть,
Про тропу в лесу, про чиряк в носу,
Во ночном часу всяку чушь несу,

Цельный ковш вранья —
Утомился я.

У меня, писца, красен цвет лица,
Для меня, писца, темен смысл конца —
То ль на дне ларца блеск кощей-яйца,
То ль во мгле дворца черт зайдет с торца:

«Где душа твоя?»
А душа-то — я.

Ах, душа, дыши, не спеша пиши
За алтын-гроши, маковы шиши,
У гнилого пня, на закате дня,
Витязя храня, сохрани коня,

Дай им свет жилья…
Свет ведь тоже — я.

Испокон веков
Этот свет таков.

Если руки заняты, хоть хвост подай,
Если нет хвоста, подай хоть голос!
Первый, образ и подобье Господа,
Помнишь ли, как небо раскололось?

Как, еще вчера — счастливый баловень,
Рыцарь без упрека и изъяна,
Не любимцем шел, а тварью малою,
Из Эдема прямо в обезьяны.

У плеча беззвучно Ева плакала,
Ангелы злорадствовали: «Поняли?»
Ты молчал и шел. Зеленым яблоком
Клялся: «Я вернусь. Однажды. Помните…»

Проходите, садитесь. Ешьте. Пейте.
Это необходимость: спешка, песни,
Винегрет, водка с перцем, треп на кухне…
Нет, не бред. Просто сердце в пропасть рухнет
И о камни, о скалы — в брызги. В клочья.
Передай мне бокалы. Рысью, ночью,
В ад, в Везувий, — Орфеем, зверем диким,
За безумным трофеем, Эвридикой,
Прочь от века-садиста, вдаль, за снами…
Проходите, садитесь. Да, я знаю,
Что смешон.

Бессмысленная, теплая печаль,
Часы стучат, как уходящий поезд,
Любите нас сегодня и сейчас,
Не потому, что завтра будет поздно,
А просто так.
Сегодня и сейчас.
Прозрачная тоска, смешная поза,
Нелепые стихи, зеленый чай.

Стареем, брат, дуреем, брат,
Весной в дубленках преем, брат,
И рад бы в небе реять, брат —
Да вот, не реется…