Генри Олди - Один плюс один

— Но почему вы не открыли нам глаза? Нам и другим? Мы же были слепы! А другие — слепы до сих пор… Ведь вы — Куратор! Или вы не могли?

— Вижу, вы еще не совсем избавились от бремени страстей. — Его снисходительная огненная улыбка вдруг начинает меня раздражать. Тоже еще, Несущий Свет выискался! — Конечно, я мог бы вмешаться, подсказать, помочь. Но к чему? Вы шли своим Путем — и вы прошли его. Не надо мерить Вознесшихся человеческими мерками. Если бы вы погибли, не прозрев, и вновь влились в круговорот Сансары, я ждал бы еще. Других. Или вас. Не важно. Мы можем ждать долго. У нас впереди — Вечность.

Ох, что-то меня уже начинает тошнить от его бесстрастного безразличия ко всему. Если и мы станем такими…

— У вас? Или у нас — тоже?

— У нас. Вы теперь тоже — одни из нас. Я уже говорил — здесь нет Добра и Зла, нет «Я» и «He-Я». Когда вы поймете, ощутите это — вы тоже вольетесь в Свет. А пока…

— А пока будем болтаться тут бесплотными призраками, поджидая следующих? — нехорошо прищурилась Эльвица. — Так действительно, через вечность-другую не останется ни чувств, ни желаний… ничего! Одна пустота и скука. То-то вы так стремитесь в этот свой Свет!

Такой я ее еще никогда не видел!

— Уж лучше глотки рвать и в гробу отлеживаться, чем — так! Великая Пустота, чтоб ей пусто было! Я от этой пустоты еще там, внизу, не знала, куда бежать. Сбежала, называется! Влад, пошли отсюда!

Она решительно взяла меня за руку, и — о чудо! — я вновь ощутил ее прикосновение!

— Вам некуда идти! Ваш Путь окончен… — в голосе Куратора прозвучала растерянность.

И тут пронзительный холод очищающего ветра ворвался в мою голову, выдувая изнутри запорошившую глаза алмазную пыль небес! Я вспомнил наконец, где я видел это лицо!

Два тела, погруженные в прозрачный студень, склоняющееся над ними лицо, которое никак не удается рассмотреть…

Лицо Куратора!

Тела!

Синяя вспышка внутреннего взгляда с треском пробила сияющую равнину и устремилась вниз, к грешной земле.

У нас оставались считаные мгновения. Еще немного — и будет поздно: наши тела навсегда превратятся в прах. Но мы успеем, теперь мы успеем!

Я ощерился, выпуская призрачные клыки, и подмигнул Эльвире:

— Кто-то говорил, что отныне мы — свободны? Не ты ли это был, Куратор?! Ты был прав! Отныне мы свободны — свободны в своем выборе. Какими нам быть! Нам не нужна твоя Вечность, твоя равнодушная Пустота. Мы уходим.

— Вы… вы не сможете! Вам не хватит силы… энергии! Вы… — голос его сорвался, пустил визгливого, пронзительно-голубого «петуха».

Не так-то ты и бесстрастен, Куратор! Боишься остаться здесь в одиночестве еще на одну вечность? Ведь тут у вас тоже есть свои законы, что бы ты ни вещал нам о свободе. Если не придет смена, тебя не пустят в твой вожделенный Свет! А за нас… за нас не волнуйся!

— Ты забыл, кто мы, Куратор. Ведь мы — вампиры. Сила? Энергия? Да здесь ее навалом! И мы возьмем ее! Эли, делай как я!

И потоки света устремились внутрь нас, наполняя до отказа горячей, упругой силой, ищущей выхода, ищущей…

— Знаешь, Эли, а я должен сказать тебе «спасибо»! — я с трудом оторвался от ее губ, но больше ничего сказать не успел, потому что ненасытной Эльвице, как всегда, показалось мало, а говорить и целоваться одновременно не могут ни вампиры, ни даже ангелы!

— Эльвица! Но я все-таки должен сказать тебе «спасибо»!

— Должен! — охотно согласилась она, плотоядно косясь на меня своими лукавыми изумрудами. — А за что?

— Тогда… я бы не смог — сам. Но убеждая тебя, я и сам смог поверить! — поверить, что мы можем не бояться солнца, что мы… Мы оба живы благодаря тебе!

— Ну, ты тоже немножко поучаствовал! А что мы будем делать с майором Жаном и его людьми?

Я в очередной раз обласкал взглядом ее всю, с головы до ног. Да, это была она, моя Эльвица, живая, теплая, у нее билось сердце, и часто вздымалась маленькая упругая грудь… А какие у нее жаркие губы! Она — ЖИВАЯ!Мы оба — живые!

Мы вернулись! У нас получилось!

А Куратор пусть ждет других дураков в своей полыхающей пустоте. Пусть бродит там бесплотным огненным призраком и вздыхает о нас, отвергших его рай, и о своей горемычной судьбе небесного привратника, у которого впереди — не одна вечность!

А мы с Эльвицей — мы… слишком плотские, что ли? Мертвые, живые — какая разница?! Тут Куратор прав. Мы — плоть от плоти этого мира, и теперь, когда мы знаем …

— А ничего. Не убивать же их? Это теперь все равно, что затеять перестрелку со слепыми и безрукими. Даже хуже. Они-то нам уже ничего не могут сделать! Да нам теперь все их серебро с осиной — что слону дробина!

«Несчастный, ты получил то, чего хотел! — злорадно усмехается кто-то в моей голове. — Вся твоя «жизнь» — кровавая игра; сейчас ты вышел на новый уровень, получив последний и окончательный код неуязвимости — и игра потеряла смысл. Раньше у тебя еще могли быть противники. Теперь их нет и быть не может. И что дальше? Скучная, безоблачная вечность? Вечная скука?»

«А вот хрен тебе! — оскалился я в ответ. — Теперь у меня есть Элис! И вообще, я больше не собираюсь ни с кем воевать».

Кажется, он не поверил, но, по крайней мере, заткнулся.

Ну и черт с ним!

Мы, обнявшись, пошли прочь, к выходу с кладбища — и никто не попытался выстрелить нам в спину серебряной пулей, и я даже не стал оглядываться, чтобы выяснить, почему. Не выстрелили — и ладно. Может быть, тоже что-то поняли. Нам было не до них. У нас имелись дела поважнее.

В первую очередь, разумеется, нам не терпелось забраться в постель. Ну да, да, такие вот мы с Эльвицей сексуальные маньяки! Наши бесплотные блуждания по небу требовали немедленной плотской компенсации.

Но до постели еще надо добраться. Можно, конечно, полететь — но как приятно просто идти вот так, обнявшись, никуда не торопясь, ни от кого не прячась, подставляя лица робкой ласке утреннего солнца!

Неужели это правда?! Неужели — не сон?!

От подобной непрошеной мысли сердце гулко екает, замирая в груди. В принципе, я могу его и остановить — ничего со мной не сделается. Но лучше пусть бьется. Так веселее.

На мгновение перед глазами вновь возникают два тела в студне, скорченные трупы на могиле…

Нет, нет!!! Это всего лишь фантом, причуда строптивой памяти, былой кошмар, ушедший в небытие, но все еще иногда скалящийся оттуда. Всего этого не было, не было!

А если и было? Какая разница! Теперь все осталось там, в прошлом.