Генри Олди - Один плюс один

Даже если мы сами создали мир вокруг нас, теперь он — реальность!

Единственная реальность.

Мы вырвались!

Я привлекаю к себе Эльвицу, чувствуя под рукой ее упругую талию — и мигом тону во взгляде волшебных изумрудов. С этого-то взгляда все и началось. И я ни о чем не жалею — как не жалел ни о чем никогда, с нашей самой первой встречи!

— Теперь мы сможем помочь другим, Влад! Теперь мы знаем, что Путь Проклятых — это совсем не обязательно Путь Крови!

Не удержавшись, скептически хмыкаю. Бодисаттвы из склепа! Но, тем не менее, она права. Мы не будем стоять в стороне, как Куратор!

— Конечно, Эли! И совсем не обязательно умирать… — я на миг осекаюсь, почувствовав какую-то неискренность в собственных словах. Но продолжаю говорить по инерции, — …не обязательно умирать, чтобы получить возможность парить под звездами, растекаться туманом и жить вечно. Путь на самом деле куда короче. Не нужны жертвы, не нужно прятаться в гробу от солнечного света — во всем этом просто нет необходимости!

Черт побери! А ведь мы действительно сделали немалый крюк на своем Пути — крюк, щедро политый кровью, устланный десятками и сотнями трупов! Если бы мы знали! Если бы мы знали сразу ! Вера и уверенность, знание и незнание удавками захлестнулись вокруг наших шей; удавками, на которых повисли все те, кого мы успели убить, блуждая впотьмах.

Я ненавижу тебя, Куратор! Ты видел, ты знал — и не подсказал, не помог. Я никогда не мечтал стать убийцей — и не Генрих сделал меня им. Когда я впервые поднялся из гроба, на мне еще не было ничьей крови — ее могло и не быть! Я мог стать таким, как сейчас — сразу! Я и Эли. Мы оба. А теперь… теперь поздно, Куратор! Кровь Светом не отмоешь.

— …Надо лишь найти… найти тех, кто готов принять наш дар, — шепчет Эли, но в ее голосе уже нет прежней уверенности. — Принять, поверить — сразу, без оглядки! Ведь мы же смогли? — она смотрит на меня в поисках поддержки — а я чувствую, как внутри медленно поднимается сладостная темная волна.

Сколько волка ни корми…

Благими намерениями…

— Да, мы отыщем тех, кто сможет. Мы откроем им Путь! Мы…

Мы смотрим друг другу в глаза — и одновременно улыбаемся, слегка обнажая клыки.

Мы поняли друг друга.

Наверное, мы действительно сможем дарить людям тот мир, в котором живем теперь сами… Сможем? Дарить — без жертв, без необходимости убивать, а после безуспешно пытаться покончить с собой?

Сможем?

Ох, не уверен!..

Но… но мы попытаемся ! Мы непременно попытаемся!

Да, сами мы уже не нуждаемся ни в чьей крови, ни в чьей жизни.

Да, мы больше никого не хотим убивать.

Но…

— Приобщение… Это ведь не убийство?

Мы снова понимающе улыбаемся друг другу и невольно оглядываемся по сторонам — словно в поисках… чего? Кого?

Мы оба знаем — кого.

Потому что изменить себя до конца мы уже не в силах.

Приобщение!

Мы можем сколько угодно обманывать себя, что делаем это ради тех, кого приобщаем.

Но…

Что может быть сладостней этого пьянящего глотка безумия, глотка Вечности и мрака?

Глотка свежей крови, когда чужая жизнь перетекает в тебя?!!

Разве что смертное блаженство, которое дарит умирающему поцелуй вампира!

1996—1999 гг.

О бычно в авторских предисловиях принято писать о книге, которую ты, дорогой читатель, держишь в руках (щупальцах, клешнях, ложноножках; нужное подчеркнуть). Я нарушу эту традицию. Пару слов о книге я, конечно, скажу, но — потом. А для начала представлюсь.

Легко и приятно говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды, о себе, любимом!

Родился я в Крыму, в Симферополе. Вскоре наша семья переехала в Севастополь, где моим любимым занятием стало откапывание в степи за городом взрывоопасных предметов и использование их по назначению. То есть подкладывание в костер. Повторять мои опыты никому не советую: остаться целым и невредимым мне удалось чудом — иного объяснения не вижу. Меня счастливо миновали осколки минометных мин, разрывные и трассирующие пули, пороховые ракеты, фрагменты ртутных конденсаторов и снарядных капсюлей… Под конец мы с приятелями противотанковой гранатой подорвали стоявший на отшибе деревенский сортир. Еще одно чудо — дело обошлось без жертв со стороны мирного населения поселка Грушевка.

После чего наша семья переехала в Харьков, подальше от Крыма.

В Харькове я продолжал трудиться на ниве подрывных работ: забрасывал в классы взрывпакеты и дымовые шашки, обстрелял школу ракетами с магниевыми боеголовками. При помощи жидкого слезоточивого газа сорвал контрольную по физике. «Неуд» по поведению я имел стабильно, при том, что учился практически на «отлично».

Позже подоспели новые увлечения: преферанс и рок-музыка. Помню, на «балке», где менялись и торговали импортным «винилом», — милицейская облава. А я взахлеб торгуюсь с владельцем диска Rainbow «Long Live Rock ’n’ Roll». За нами погоня. Мы удираем. У меня в руках диск, у хозяина диска — конверт, у моего друга — вставка. И на бегу продолжаем торговаться: «Тут царапина! Сбрось пятерку — тогда возьму!»

…Убежали, конечно. А цену я сбил, и альбом купил.

Потом был Политехнический институт, факультет технологии неорганических веществ. На производственной практике наблюдал уникальное зрелище: летающие крышки от канализационных люков. Какой-то умник (клянусь, не я!) слил в канализацию полтонны отходов натрия и калия. Рвануло знатно! Все выжили, но директорская «Волга» таки накрылась. Крышкой от люка.

Четвертый курс, стройотряд. Новый Уренгой, северная романтика: тучи комаров, от которых с трудом спасал «Беломор» плюс жуткая смесь из десятка репеллентов. Диплом, бессонные ночи за экспериментальной установкой, азартные споры с шефом, кубометры папирос, декалитры чая, километры формул — интересно было до чертиков! Три авторских свидетельства на изобретения…

Работа по специальности, командировки в Бекдаш. Диалог в кафе: «А вилка где?» — «Тут вылок нэт, тут Туркмэния!» Знакомство с местными диск-жокеями и пиротехниками-любителями, дискотека с фейерверком на День молодежи. Пожар тушили лимонадом…

Театр-студия «Пеликан». Подозреваю, я единственный человек в мире, написавший пьесу для театра в стиле «космической оперы». С бластерами, звездолетами и инопланетянами. Пьесу мой будущий соавтор, он же режиссер «Пеликана» Олег Ладыженский, к постановке не принял. Но в студии я остался, параллельно с актерской игрой занимаясь «пиротехническим обеспечением». В «Обыкновенном чуде» сымитировал пистолетный выстрел за сценой: ахнуло так, будто пальнули из мортиры.