Дин Лейпек - Вероника Стейнбридж покидает зону безопасности [СИ]

– Она не пройдет по размеру, – наконец говорит Вероника. Голос срывается после бега, сердце колотится в горле.

Секьюрити придирчиво осматривает пестрящую желтой лентой коробку.

– Что там?

– Картина.

– Можете показать ее?

Вероника срывает полосу скотча на торце и неловко выцарапывает «Лес», завернутый в прозрачную пленку. Секьюрити изучает картину несколько минут и кивает:

– Проходите вместе с ней.

Вероника выкладывает смартфон из кармана на ленту, зажимает вскрытую коробку подмышкой. У другого конца ленты оборачивается – в этот момент монитор, за которым сидит второй секьюрити, показывает смартфон, и на экране высвечивается операционная система, объем памяти, тип файлов и номер подключенного «айди». Вероника хватает его и догоняет Эмиля и Лауру, которые уже выходят на платформу.

Когда они подбегают к поезду, на табло светится время – час сорок четыре. Они запрыгивают в дверь самого последнего вагона, и десять секунд спустя она с громким шипением захлопывается.

Поезд вздрагивает, платформа медленно плывет назад.

– Какой у нас вагон? – спрашивает Эмиль.

– Четвертый, кажется, – отзывается Вероника, не отрывая взгляда от уезжающей платформы. Лаура что-то говорит, мальчик бросает «мы пойдем в ту сторону». Вероника кивает.

Она забыла чемодан. Тот самый, что так бестолково собирала вчера весь вечер, не замечая Софи. Впрочем, это не важно. Главное – чтобы она не забыла восемь слов. Она их не забыла?

Платформа закончилась, оборвалась в белую пустоту, рядом потянулись пути, пересекая друг друга, сливаясь, убегая в сторону тонкими серебряными линиями. Вероника повторяет слова.

«Зэт», четыре, семь, один. «И», дефис, две восьмерки.

«В картине спрятана карта памяти, – говорит ей на ухо Тим. – Ты помнишь пароль».

Конечно, она его помнит.

Поезд набирает скорость, едет все быстрее, дома, точащие над ограждением путей, становятся ниже – и вдруг заканчиваются вместе с забором.

И начинается лес.

|…|

Саманта завалилась под конец рабочего дня – завернула за перегородку в своей обычной манере, смахнув с моего стола наушники, и весело сказала:

– Пришел отчет экспертов. По квартире, где мы взяли этого полоумного. Говорят, что кровь появилась там в районе полудня.

– И что? Может, он все это время прятал тело?

– Где? Мы весь дом обыскали, до чердака.

Я пожал плечами.

– А кто вызвал полицию?

– Какой-то покупатель позвонил из магазина на первом этаже. Сказал, что слышал шум наверху.

– А с какой стати вообще решили этого парня задержать?

– Когда приехала полиция, он бегал по квартире с окровавленным ножом в руках и кричал: « D ov’e andato?!»

– Итальянец?

– Ага. Марко Россирелли.

– А его подружка?

– Нет, «чистая». Но все равно гетеро, представляешь? Заплатила за него залог. Плакала на допросе, говорила, что Марко ни при чем.

– Мне тоже кажется, что ни при чем, – заметил я. – Тела-то нет.

– «Нету тела – нету дела», – рассмеялась Саманта. – Ну да, о пропаже этого журналиста никто не заявлял. Только владелец квартиры ругался очень. На пятна крови – и картину на стене.

– А что за картина?

– Там роспись какая-то. Красивая.

– И что на ней?

– На океан похоже. Только коричневый почему-то.

– Тоже кровью писали? – усмехнулся я. Саманта снова рассмеялась.

– Я в клуб. Пойдем вместе?

Я покачал головой. Показал рукой на планшет – мол, работы много.

Не говорить же ей, что я хожу только в гетеро-клубы?

« Дорогая Софи!

Эта посылка придет через пять дней после того, как я ее отправлю, поэтому мы наверняка успеем за это время не раз поговорить. Но я все равно хочу написать тебе письмо. Хорошо, что в колледже у нас была каллиграфия, надеюсь, ты сможешь разобрать буквы. Еще говорят, чтобы прочитать это письмо, тебе нужно снять очки, иначе распознаватель шрифтов может подвиснуть. Надеюсь, ты догадаешься это сделать. Еще надеюсь, что ты не отправила шишки прямиком в измельчитель. Это настоящие кедровые шишки, от настоящих кедров. И я очень хочу, чтобы они были у тебя.

Здесь все другое, Софи. Я пытаюсь рассказать тебе это во время каждого разговора, показать на видео, но всего не расскажешь. Поэтому пусть будут хотя бы шишки. Из этого, другого мира.

Сид сказал, что в бумажном письме я могу тебе все рассказывать, потому что в Зоне никому не придет в голову искать в посылке такое письмо. Поэтому рассказываю. Тим все еще не приехал. Сид говорит, что волноваться не стоит, и готовит статью с расследованием к выходу. Говорит, это будет бомба. У вас в Зоне ты вряд ли сможешь ее прочитать, но я распечатаю ее и тоже пришлю тебе по почте. У мистера Томсона все еще есть принтер, представляешь? А миссис Томсон читает только бумажные книги. Помнишь, я рассказывала тебе про их библиотеку?

Здесь столько вещей, Софи, которые можно трогать. И ни одной белой стены в доме, только деревянные. И так у всех вокруг. Я спросила у мистера Томсона, почему так мало людей в «виар», но он сказал, что они тут бесполезны. Слишком много всего «неправильного». Эмиль расстроился. Но зато в школе ему очень весело.

Лаура нашла в Портленде родственников. Собирается переселиться к ним. На прошлой неделе пришли новые документы из департамента. Надеюсь, за месяц ей удастся все оформить, и тогда они с Эмилем смогут ухать, куда захотят. Но пока им нравится тут.

Я думаю, Софи, тебе тоже тут понравилось бы. Очень жаль, что доктор Миккеле не может сделать так, чтобы ты приехала. Я скучаю по тебе.

И по Зоне, немного, тоже. Раньше я жила в городе и писала лес – а теперь пишу только Зону. Странно, правда?

Обнимаю,

Вероника ».

Софи сидит на кровати – очки «виар» лежат рядом, и потому солнечные лучи бьют по глазам так, что те начинают слезиться. Она нетерпеливо вытирает щеки рукой, поднимает глаза от письма, смятого за дни чтения так, что некоторые буквы уже сложно прочесть. Смотрит на картину, прислоненную к сияющей белой стене.

Софи видит величественные ветви, прорастающие внутрь квартир. Толстые стволы, преграждающие путь трамваю, который мчится на уровне вторых этажей, пробегая росчерком тени по пыльной поверхности стекла. Лес заполняет все улицы, деревья пронзают стекло, – и свет становится зеленым, пытаясь пробиться сквозь густые кроны.

Она снова вытирает щеку – и ей кажется, что ее рука пахнет хвоей и смолой.