Ремон Мариваль - Агуглу (Тайна африканского леса) [Затерянные миры, т. XXVII]

«Посмотрите, ваше высокопреподобие, каких тут дел понаделали ваши орангутанги!»

Во дворе заунывно причитал истощенный, изъеденный проказой старик. Позади него, царапая себе лица, ползали и ныли три седые, сморщенные, толстые негритянки с грудями, похожими на зобы.

Уверяю вас, я ничего не выдумываю. К несчастью, это была истинная правда: орангутанги неожиданно напали на негритянское селение, убили здоровых мужчин, увели всех молодых женщин и затем подожгли хижины, разбросав по их соломенным крышам горячие уголья из очагов. Пост возвышался над долиной и нам были видны еще горевшие вдали жилища, затягивавшие небо черным дымом. Месяц спустя, когда мне снова пришлось побывать в этой местности, я узнал, что из тридцати шести похищенных орангутангами женщин вернулись только семь; из них три сошли с ума ото всего пережитого. Остальные продолжали оставаться навсегда пленницами таинственного, непроницаемого леса.

Я дословно передал слышанный мною рассказ, но тут же спешу исправить одну неточность: в Африке нет орангутангов. Орангутанги водятся исключительно на островах Индийского архипелага, на Тиморе, Суматре и Борнео. Единственными представителями приматов в Африке являются шимпанзе и гориллы. Следует еще заметить, что они с трудом удерживают вертикальное положение, стараясь сохранить равновесие при помощи рук. Но как только им вздумается бежать, они опускаются на четвереньки. Шимпанзе, гориллы, орангутанги никогда не собираются в большие группы, а живут отдельными семьями в глубине леса. Они не нападают на деревни; он не похищают женщин; их оружием служат исключительно руки и зубы; если кто-нибудь из них в виде исключения и вооружается палкой для самозащиты, то сейчас же по миновании надобности бросает ее.

Здесь я ставлю вопросительный знак.

Если странные существа, встреченные прелатом при только что изложенных обстоятельствах, не могли быть ни орангутангами, ни шимпанзе, ни гориллами, то я допускаю только одно предположение — наверное, и читатель, прочтя последующие строки, согласится со мной: быть может, почтенный прелат, правдивость которого вне всяких подозрений, странствуя по верхнему Убанги, встретил Агуглу?

Я уже больше года жил в экваториальной Африке, на территории Бонгассу, короля племени кауэле, когда в первый раз услышал об Агуглу.

Мой домик стоял в горах, на границе, разделяющей бассейны Убанги и Нила. Его остроконечная крыша выдавалась над глиняными стенами и опиралась на внешние столбы, образуя нечто вроде веранды с навесом. В сумерки, когда земля возвращала небу поглощенное ею тепло, я садился на этой веранде; от свежей соломы пахло ароматом лугов. Небо отливало красками розы и зеленого перламутра. Странные благоухания насыщали атмосферу. Ваниль, имбирь и дурман раскрывали свои чашечки и распускались с приближением ночи.

Несколько негров, доставлявших мне жуков и редких птиц, являлись за приказаниями на следующий день. Поджав ноги, садились они вдоль скамеек на циновки из тростника и шпажника и с трубками в зубах молча почесывали подошвы голых ног. Наполовину потонув в тени, вырисовывались неясные очертания группы нубийцев, недавно прибывших сюда за слоновой костью; временами вспыхивали в этой группе желтые огоньки папирос, дымом которых затягивались нубийцы. Нубийцы — вестовщики пустыни. Они разносят по всей экваториальной Африке сведения о странах, которые они посетили; их языки не скупятся на чудесные рассказы, происхождение которых можно отнести к первым векам человечества. Великаны, карлики с гривой, люди с хвостами, большие обезьяны — строительницы городов, мохнатые сатиры, встреченные Ганноном Карфангенским во время его морского путешествия, то и дело попадаются в их рассказах, которые они для большего правдоподобия сдабривают подробностями.

Действительно ли все это простые выдумки? Их рассказы дышат такой убежденностью, что сомнение закрадывается даже в наименее легковерные умы. В конце концов, впрочем, предания, сохраняемые ими со времен глубокой древности, быть может, и имеют кое-какие основания. Разве не открыли недавно пигмеев, живущих на деревьях? Еще Плиний и Геродот рассказывали об их битвах с журавлями, повадившимися посещать их болота. Этот маленький народец, открытый несколько веков тому назад португальскими купцами, в наши дни изучен и описан многочисленными путешественниками: Пиацца, Швейнфуртом и Стэнли, жившими в их стране.

Один нубиец, в особенности, обладал неисчерпаемым запасом россказней.

Это был человек выше среднего роста, слегка хромавший, худой, нервный, с волосатыми, сухими руками. Орлиный нос выступал между выдающимися скулами, над тонкими губами и взъерошенной бороденкой. Под суровыми бровями сверкали хитрые, живые и угрюмые глаза, прикрытые широкими веками. Около левого глаза беспрестанно двигалась гусиная лапка, то собирая, то расправляя сеть своих морщинок. Трудно было определить его лета по этому покрытому морщинами лицу, которому огненное солнце придало цвет ореховой скорлупы. Под широкой белой одеждой вырисовывалось мускулистое тело, а лицо, несмотря на бесчисленные морщины, казалось молодым под красной феской с голубой шелковой кисточкой. Его звали Абу-Гурун. Он исколесил всю Африку: ни великие озера, питавшие Нил и Замбези, ни притоки Чада, Шари и Конго, ни самые неприступные скалы, ни непроницаемые леса не имели от него тайн.

В общем он представлял собой яркий образец энергичных арабских купцов, которые с ружьем на перевязи и пистолетом за поясом, подобно суровым купцам древности, партиями углубляются в леса и пустыни для меновой торговли.

Нелестные вещи высказывались по его адресу. Черные обвиняли его в торговле невольниками за счет арабских подрядчиков Бурну и Вагири [1] Государства в Восточном Судане ( Здесь и далее прим. из ориг. изд. ). .

Даже мой слуга Сироко, хотя и чувствовавший себя в безопасности возле меня, не мог подавить невольного движения испуга при виде Абу-Гуруна. Бедняга, уроженец Бариль-Тазала, был еще в молодости уведен работорговцами, и в его темной душе жило воспоминание о горящей хижине, о гниющих на дороге трупах и о причитающих женщинах, кусающих кулаки от голода.

— Берегись, — сказал он мне в первый же день, когда появился Абу-Гурун, — этот человек хитер и зол, — и его губы растянулись в выразительную гримасу.

Мы стояли перед хлевом, где помещалась наша корова с опущенным до земли выменем. Все еще продолжая ворчать, Сироко погладил животное вдоль сосков, потом дунул ему под хвост. Это было, по его словам, самым верным средством получить молоко. И в самом деле, из переполненного вымени двойной пенистой струей брызнуло молоко.