Игорь Винниченко - Да здравствует карнавал

— О, «Магнификат», конечно! — воскликнул Саша. — Разве она короткая?

— Меньше четверти часа, — сказал Людвиг.

Он пошел по деревянной лесенке наверх, на хоры, где стоял небольшой церковный орган. Саша дал последние указания Олегу, который с сомнением вглядывался в царивший в соборе полумрак, и поспешил с магнитофоном за ним. Остальные остались внизу, присев на скамьи.

С первых же звуков органа возникло впечатление, что собор ожил. Мужчина, молившийся Богородице, от переизбытка чувств упал на колени, а женщины, поначалу всполошившиеся, склонили головы, погружаясь в молитву. Марина сидела у самого входа, и, услышав орган, она, словно застигнутая врасплох во время недостойного поведения, сжалась, широко раскрыв глаза, устремленные вверх, под потолок, откуда, казалось, и текла эта небесная музыка. В этот момент сошлось все, ее платье, готический собор, окружающее средневековье, и церковная музыка, как зов религиозной совести… Она осталась одна, обнажившаяся душа в холодном потоке времени. И стало страшно.

Коля Затейкин сидел в другом ряду и, несмотря на свое похмельное состояние, тоже проникся музыкой, но по-своему. Он застыл, скрестив руки на груди, и с лица его никак не сходила маска снисходительного небрежения, с которым он отнесся ко всей этой идее посещения собора. Маска-то осталась, но многообразие новых неизведанных ощущений подавило его, и он старался не шевелиться от того, что всякое движение в потоке этой музыки казалось очевидно суетным. И потому перед глазами его оказался затылок молящегося перед статуей мужчины. От надвигающейся волнами музыки затылок этот приобретал какое-то мистическое значение — на лицевой стороне ожидалось нечто ужасное.

Густав Паулиц смиренно опустил глаза и поднял молитвенно сложенные ладони, вспоминая слова молитвенного пения. Олег, снимавший в это время догорающие свечи в подсвечнике, тоже почувствовал что-то неладное, прекратил съемку и замер, глядя наверх. Он уже слышал обращенный к нему зов, но еще не знал, что на это надо отвечать.

Прозвучал последний аккорд, органист опустил голову со вздохом, и орган затих.

Саша выключил магнитофон.

— Нормально, — сказал он, глянув на часы. — Больше восьми минут!..

— Вы довольны, мессир? — спросил Людвиг холодно.

— Маэстро, вы — гений! — сказал Саша, похлопав его по плечу, и пошел по крутым ступеням вниз.

Олег шел среди церковных скамей ему навстречу и накручивал по привычке завод камеры.

— Как у тебя, Олежек? — спросил Саша. — Интерьеры сделал? Все нормально?

— Вскрытие покажет, — сказал Олег. — Но там был один совершенно гениальный блик!..

Он снова вернулся в мир привычных ценностей и даже почувствовал от этого облегчение.

— Ну что, Густав? — склонился Саша к сидящему Паулицу. — Вы обещали показать нам библиотеку магистрата. Я помню.

Паулиц пришел в себя, вздохнул и кивнул головой.

— Да, мессир, конечно.

Они поднялись и вышли из-под сводов собора.

— Ты какой-то бесчувственный, — буркнула Марина своему мужу, когда тот попытался взять ее под руку.

— Глупая, — усмехнулся Саша. — Я берегу остроту чувств для монтажного периода.

Они шли по узким улицам города, впереди Густав Паулиц с Мариной и Сашей вел неторопливую беседу, за ними шел Олег с кинокамерой в руках, время от времени останавливаясь и снимая любопытную деталь, эпизод или открывшийся пейзаж. Он чувствовал себя охотником за выразительными кадрами. Последним шел Коля Затейкин, погруженный в страдание. Прохожие почтительно раскланивались с Паулицем и провожали компанию любопытствующими взглядами.

На улицах уже ясно были видны приготовления к празднику. До начала карнавала, приуроченного к празднику Пятидесятницы, оставалось четыре дня, но горожане уже украшали фасады домов, развешивали гирлянды и наряжали забавные чучела. Мимо съемочной группы двое парней провезли тележку с огромной бочкой, и Олег, отскочив в сторону, немедленно зафиксировал это на пленку. Туда же попала замеченная им виселица с подвешенным чучелом, набор холодного оружия в одной из лавок, а также свинья, развалившаяся по случаю жары в грязной луже посреди улицы.

— Мои вкусы остались в древнем мире, — отвечал Паулиц на один из вопросов Саши. — Ведь именно тогда человеческий разум достиг вершин гармонии. С тех пор все только разваливается.

— Сами-то вы рады карнавалу? — спросил Саша.

Паулиц весело рассмеялся.

— Конечно! Хотя это действительно напоминает вакханалию, но в нем живет дух древнего свободомыслия…

Вдруг он остановился и помрачнел. Заметив это, Саша проследил его взгляд и повернулся, чтобы увидеть, что его расстроило.

На перекрестке, у стены дома, сидела на земле светловолосая девушка в какой-то пестрой бесформенной мешковине. Безмятежно и радостно смотрела она по сторонам, то и дело пытаясь что-то сыграть на дудочке, которую держала в руках. Ничего, кроме мерзких звуков, у нее не получалось.

— Кто это? — спросил Саша заинтересованно.

Какой-то мальчишка, проходивший мимо, вдруг выхватил у девушки ее дудочку и побежал прочь. Девушка вскрикнула, вскочила, обнажив босые ноги, и хотела было побежать за ним, но Коля Затейкин перехватил маленького вора на бегу, отобрал у него дудочку и дал ему легкий подзатыльник.

Девушка чуть настороженно застыла у стены, не зная, что ей ждать от группы незнакомых богачей, у которых оказалась ее дудочка.

— Это Катарина, гадалка, — со странным волнением в голосе произнес Паулиц. — Я зову ее Кассандрой, потому что она всем предсказывает несчастья.

— Олежек, это кадр, — заявил Саша и шагнул к девушке.

Паулиц, придержав за руку Марину, остался стоять на месте. Девушка неуверенно заулыбалась. При ближайшем рассмотрении она оказалась даже симпатичной, волнистые светлые волосы обрамляли круглое лицо с прямым носом и огромными глазами. Она никак не походила на гадалку.

Саша взял дудочку у Коли и протянул ей.

— Вот ваша дудочка, — сказал он ласково.

Катарина кивнула головой, улыбнулась и взяла дудочку.

— Сыграть? — спросила она.

— Давай, — кивнул Саша и щелкнул пальцами для Олега.

Тот и сам уже понял, что разворачивается эпизод, снял очки и поднял камеру.

Катарина опять села на землю у стены, счастливая от всеобщего к ней внимания. Загадочно глядя на Сашу, она поднесла дудочку к губам, дунула, издав чудовищные скрипящие звуки, и сокрушенно развела руками.

— Сегодня что-то не получается. Погода не та, наверное…

Саша усмехнулся.

— Какая милая оборвашка, — заметила Марина, стоя рядом с Паулицем в стороне. — Откуда она взялась?

— Ее ненавидит весь город, — понуро сказал Паулиц. — Она пророчит всякие неприятности. Сейчас бегает по городу и утверждает, что карнавал не состоится.