Игорь Винниченко - Да здравствует карнавал

— Ну вот, и что теперь? Напишет он в хрониках про волшебников из Абу Даби, и что подумают про это наши историки?

— Понятия не имею, — сказала Марина, дернув плечом.

Меж тем Саша подошел к барону с бургомистром, поклонился и поинтересовался.

— Я угодил вам, ваша честь?

— Как всегда, — отвечал фон Розенден, улыбаясь ему уголками губ.

— Понравилась ли наша живая картина господину бургомистру?

— Я поражен, — выдавил тот потрясенно.

Саша еще раз поклонился им и отошел помогать Олегу собирать аппаратуру. Бургомистр перевел дух, осторожно покосился на них, возившихся у проектора, и шепнул барону:

— Ваша честь, вам не кажется, что это похоже на колдовство?

— Не беспокойтесь, — отвечал барон снисходительно. — Его светлость, герцог Рихард фон Дюрренштадт, вполне одобряет их искусство. Или вы с ним не согласны?

— О, разумеется, согласен, — пролепетал бургомистр и склонился в поклоне.

Сам барон расположился в отведенных для него палатах в ратуше, но гости пожелали устроиться в гостинице, чтобы иметь возможность свободно влиться в предпраздничную жизнь города с целью запечатлеть ее в будущих живых картинах. Для них предоставили лучшую гостиницу города, именуемую «Единорог», и они отправились туда после приема на своей карете. За ними следом направилась целая толпа ротозеев, и хозяин гостиницы, длинноволосый толстячок по имени Аврелиан Тумос-младший, шел впереди них, радостно всем объявляя, что гости остановятся именно у него. Это были начатки рекламного дела.

— Вы не пожалеете, — уверял их Тумос, когда они принялись разгружаться у дверей гостиницы. — Для вас приготовлены лучшие номера!.. А какая у нас кухня!.. Эрик, что стоишь, как пень!.. Или же, помоги господам!..

Внешне это был трехэтажный дом, встроенный впритирку между соседними домами по улице, но он явно выделялся отделкой фасада, вывеской над входом, ажурными решетками на окнах. Внизу располагался трактир, где все посетители встали, когда гости проходили к лестнице наверх, а уже наверху были номера.

Супругам предоставили соответствующий номер, а Олег с Колей получили по отдельной комнатенке с кроватью, деревянным седалищем, которое одновременно являлось сундуком, и принадлежностями туалета в виде кувшина с водой, тазика для умывания и ночной вазы. Для местных условий это было верхом обслуживания, хотя канализация, по слухам, была в употреблении уже у древних римлян.

Олег, вселившийся в свою комнату, немедленно занялся проверкой аппаратуры, а Коля, указав слуге, куда бросить вещи, остановил его на выходе, ткнув пальцем в грудь.

— Как звать?

— Виллифредом, ваша честь, — отозвался тот с поклоном.

— Город знаешь?

— Город? — переспросил с удивлением слуга. — Какой город?

— Ваш город, — сказал Коля. — Где здесь можно со вкусом поразвлечься? Понимаешь?

Он столь гнусно при этом ухмыльнулся, что Виллифред понял его сразу.

— Конечно, ваша честь, — сказал он с пониманием. — У нас есть места, где можно славно гульнуть, если вы это имеете в виду.

— Покажешь?

Слуга в замешательстве кашлянул.

— Если вы попросите хозяина отпустить меня, то я с удовольствием…

— Прекрасно, — сказал Коля. — А теперь сгоняй на кухню, притащи какой-нибудь закуски и стаканы.

— Стаканы? — не понял слуга.

— Можно кружки, — поправился Коля. — Две.

После чего достал из сумки и поставил на столик для умывания непочатую бутылку водки.

В комнате, предоставленной Саше с женой, стояла большая кровать под балдахином, стол со стульями, сундук. Деревянные стены были украшены резьбой, на столе стоял подсвечник с пятью свечами, в камине на всякий случай были приготовлены дрова, но окно не имело стекол, и, кроме фигурной решетки, его могли прикрыть только глухие ставни. Утешало то, что погода в городе стояла летняя, и открытое окно можно было посчитать удобством, а не трудностью.

В тот вечер бургомистр назначил бал в ратуше по случаю приезда барона с гостями. Это было не более, чем протокольное мероприятие, но Марина немедленно решила надеть на себя платье, подаренное ей еще при дворе герцога, и это облачение потребовало дополнительных усилий, ради чего в комнату Гореловых были вызваны две служанки. Они-то и облачали Марину, пока Саша смотрел в окно, пребывая в настроении меланхолическом.

По улице внизу прошел старик, сгорбившийся и опиравшийся на палку. Из двери напротив вышел какой-то благообразный господин с кошельком на поясе и приветствовал старика со слащавой улыбкой. Старик кивнул ему, не останавливаясь. Саша подумал о том, что это готовый эпизод, не нуждающийся ни в каких текстах для толкования отношений.

— Можно, — сказала Марина.

Саша повернулся от окна и увидел свою жену одетой для бала.

На ней было длинное голубое платье, простое в покрое, но обильно разукрашенное вышивкой. Волосы жены были тщательно уложены, и на голове ее был сложный головной убор, именуемый «эскофьон». Марина заказала его по совету дочери герцога, но еще не имела случая показаться в нем. Служанки, стоявшие рядом с нею, не скрывали своего восхищения.

— Фея, — сказал Саша с улыбкой. — А ну-ка, пройдись!..

Марина грациозно отвела руку в сторону и прошлась по комнате, томно покачивая бедрами.

— Не то, Маня, — заявил Саша, покачав головой. — В походке должна быть непуганность лани. Понимаешь?

Марина с досадой нахмурилась.

— Это ты принцессам советуй, — сказала она сухо. — Хожу, как умею.

Саша растерялся, посмотрел беспомощно на служанок, которые смущенно отвели взгляд. Саша шагнул к жене и обнял ее за талию.

— Манечка, ты что, обиделась?

Марина сделала над собой усилие и улыбнулась.

— Ладно. Собирайся лучше, а то тебе еще побриться надо.

В это же время в комнате у Затейкина ошалевший от водки слуга Виллифред уже валялся на полу с остекленевшими глазами, а сам ассистент оператора сидел у окна, смотрел вниз, играл на лютне и пел лирические песни другой эпохи.

— Вилли, — вдруг вспомнил он про собутыльника. — А как же злачные места? Вставай, морда!..

Слуга что-то жалобно промычал, не имея возможности выразить свои чувства членораздельно. Коля махнул на него рукой.

— Дохлый народец у вас тут… Придется своими силами…

Он поднял Виллифреда, уложил его на свою постель, а сам надел его камзол, взял лютню и отправился на поиски приключений в город. Он уже давно мечтал о приключениях, скучая от приемов и церемоний.

В дверь к Гореловым постучали, и вошел Олег. Он был в элегантном сером костюме при галстуке. Для торжествующей вокруг пестроты он был одет по сути не слишком выразительно, но это был его образ, который он не собирался менять ни при каких обстоятельствах.